Судьба по-русски

Дорогой товарищ Тито!
Ты ни в чем не виноват…

И вдруг неожиданно замолк: одутловатое его лицо выражало ненаигранную обиду – где-то в середине вагона переругивались женщины из-за освободившегося места. Певец, обращаясь к публике, плаксиво изрек:

– Я так не могу работать!..

Вагон дружно зашикал на скандалисток. Певец, дождавшись тишины, запел снова:

Дорогой товарищ Тито!
Ты ни в чем не виноват!
Как сказал Хрущев Никита.
Ты наш верный друг и бра-а-ат!..

Дохрипев куплет на своеобразном тремоло, он закончил выступление в прозе:

– Граждане, подайте борцу за ослабление международной напряженности!..

Шляпа его очень быстро наполнялась рублевками. Мне показалось, что всем даже стало легче дышать в этой духоте: так был обаятелен этот забулдыга… Он честно работал…

Еще несколько историй.

Актеру, особенно актеру, снимавшемуся в кино, постоянно задают вопросы о популярности. И вопросы эти хоть и на одну тему, но с разными оттенками – в зависимости от культуры, эмоциональности интервьюеров, от обстоятельств, места встречи с актером…

Чаще спрашивают так: «Как вы относитесь к своей популярности?», «Вам мешает ваша популярность?», «Пользуетесь ли вы своей популярностью?» (Конечно, имеется в виду – в корыстных целях.) И все в таком же духе…

Ответы моих коллег я имел удовольствие слышать разные: и кокетливые, и уважительные к задававшему вопросы, и развязно-пренебрежительные, и, чего греха таить, откровенно хамоватые… Словом, как спрашивали, так и отвечали…

А как я отвечу сейчас? Да просто: «В молодости хотелось до чертиков быть популярным. За что и теперь себя не корю».

Собственно, а почему этого не хотеть? Кто бросит в меня камень за это?.. Желать популярности – значит желать признания своего труда.

Какое же это сладкое чувство – видеть, слышать благодарность от того, для кого ты трудишься! Какое счастье получать тысячи писем после выхода фильма на экран! Так было после «Родной крови», «Поднятой целины», «Я, Шаповалов Т. П.», «Любви земной»…

Или не получить ни е-ди-но-го!.. Хоть бы писулечку кто-нибудь прислал!.. И жизнь кажется тогда бессмысленной, никчемной. Перечислять фильмы, доставившие мне душевный дискомфорт, не буду. Их больше.

Так что это такое – жажда популярности? Тщеславие? Пожалуй, болезненное тщеславие. Дурно это? Не думаю. Художник, не зараженный бациллой тщеславия, напрочь лишает себя стимула совершенствоваться, подняться, еще хоть на одну ступенечку к высотам мастерства.

Ну, это так, вступление к рассказам об историях, связанных с популярностью. Итак…

Снимался фильм по рассказу М. Шолохова «Жеребенок». Я до сих пор люблю эту киноминиатюру и бесконечно благодарен режиссеру В. Фетину за предоставленную мне возможность еще раз прикоснуться к творчеству великого писателя.

Несколько слов о содержании картины.

Гражданская война. Кавалерийский эскадрон. Кобыла Трофима, которого я играл, ожеребилась… Позор на всю округу. Командир так и сказал бойцу: «В разгар войны и вдруг подобное распутство. С этим жеребенком мы навроде цыганев будем. Пристрелить!»

Вот бедный мой Трофим и мается: как бы и жеребеночка в живых оставить, и комэска ублажить. И тут оказия: эскадрон вплавь переправляется через Дон. Кобыла Трофима плывет и все оглядывается, за ребеночком, значит, следит. Жеребенок кинулся в воду, поплыл и… угодил в коловерть. Гибель неминуема! Ну, казалось бы, Бог жизнь дал, Бог и забрал… И всем бы полегчало. Но не выдержало сердце Трофима, и он очертя голову бросается спасать животное, по сути дела спасать ценой собственной жизни.

Снимаем эпизод «Спасение». Посредине реки – плот, на нем – аппаратура, режиссер, оператор, осветители… Я – в воде с жеребенком, держу его левой рукой за гриву, а правой рукой и ногами дрыгаюсь в Дону, стараясь удержаться на плаву. Жеребенок тоже сучит ножонками. И как это случилось, не знаю, но шибанул он меня копытцем ниже пояса, значительно ниже…

Очухался я на берегу… Друзья говорят, что какое-то мгновение я был без сознания и меня достали со дна. Может быть. Не спорю. Посудачили, посмеялись и снова за работу. Но по Дону уже понесся слух, что Матвеев утонул.

Через два-три дня уезжал я из Ростова в Москву. Измученный изнурительными съемками кавалерийских атак, преодолевая ноющую боль в ногах, руках и спине, залез на вторую полку в вагоне и провалился в сон. Утром проснулся и слышу возбужденный разговор пассажиров, сидящих внизу:

– Похороны, говорят, пышные были. Ну, духовой оркестр – это само собой… И говорят, будто солдаты салют из винтовок бабахали, – сказала женщина.

– Он же все коммунистов играл. Чего ж не бабахнуть? – добавил мужской голос и хохотнул.

Тут я напрягся: кто помер?

– Ну, скажете тоже. Князь Нехлюдов, по-вашему, выходит, тоже коммунист?

– Про князя не скажу, а Макар Нагульнов коммунистом был что надо! – Чувствовалось, что мужчина женщин «заводит».