Судьба открытия

— Послушай, как думаешь, спасут людей в шахте?

— Бывает — спасут, бывает — нет, — рассудительно ответил бородач. — Квартира ихняя, — он показал рукой, — вон калитка в заборе… за калиткой.

— А часто вызывают станцию, то-есть команду? Часто на шахтах что-нибудь случается? Взрывы например, пожары?

Конюх посмотрел с неудовольствием. Ответил:

— Да как тебе сказать… да не без этого.

…Жена Терентьева, Зинаида Александровна, сразу не могла решить, что представляет собой Лисицын, нужно ли принять его как гостя, как равного, или просто он второстепенный деловой посетитель, какой-нибудь мелкий торговый агент. Судя по одежде, подумала она, вряд ли он может быть гостем. А когда Иван (Степанович в шахте, ей всегда бывало тревожно, не хотелось даже разговаривать ни с кем. Два года она замужем и все это время терзается мыслью: зачем Ваня на такой опасной работе? До каких это пор будет продолжаться? Первого мужа она потеряла — тот был больным, — а этого, второго, ей надо особенно беречь: «Ваня такой безрассудный».

— Посидите, пожалуйста, здесь, — сказала она Лисицыну. — Вы к Ивану Степановичу, наверно, по делу?

— По делу, — ответил он.

— Ну вот, здесь и подождите. Пожалуйста. Ждать придется долго.

Она ушла.

Лисицын сидел в гостиной до вечера, потом его позвали ужинать — стол был накрыт для него одного. Наконец толстая без бровей кухарка показала ему загроможденную шкафами комнату, где на кушетке была приготовлена постель:

— Туточки лягайте. Чи буде завтра Иван Степаныч, чи ни.

Наутро его разбудил сам Терентьев:

— Ну, батенька, пора вставать, милости просим к столу.

— А этих в шахте, — спросил, едва открыв глаза, Лисицын, — вчера спасли?

Иван Степанович, улыбаясь, кивнул.

За завтраком Зинаида Александровна была веселой и внимательной, не такой, как вчера. Она кокетливо ухаживала за Лисицыным и поглядывала на него, словно на живого графа Монте-Кристо. Уж очень интересно, думала она: и под чужим именем, и загадочный ученый, и с каторги вдобавок бежал. Совсем как пишут в романах. На вид — обыкновенный человек. Неужели все, что рассказал Ваня, — это о нем? Ни за что бы не догадаться! Вот жизнь какие приносит неожиданные встречи… Тридцать лет прожила, и вдруг — на тебе! — из мира таинственных приключений.

Кроме Ивана Степановича с женой, за столом сидела старуха, их родственница. Лисицын слышал — ее называют тетей Шурой.

Он оглядел столовую. Еще вчера за ужином заметил: на стене в легкой позолоченной рамке висит написанный акварелью портрет красивой девушки. Раздумье чувствуется в ее лице, затаенная улыбка, озорная уверенность в себе.

— Чей это портрет?

— Нравится вам? — засмеялась хозяйка. — О, это Зоя, Ванина сестра. Недавно замуж вышла, в Москве живет. Зубной врач она, кстати. Заболят у вас зубы — поезжайте к ней.

А Терентьев рассказывал о вчерашнем пожаре. Говорил долго, задерживался на подробностях.

— Когда остановили вентиляцию, — сказал он, прихлебывая из чашки кофе, — удалось вплотную подойти к горящему креплению. Вот там я вспомнил о вас, в самом, знаете, пекле… Не обидитесь на меня, смотрите, а?

— А что такое?

— Я мог бы вас к себе помощником пригласить. Испытать не угодно — недельку-другую на пробу? Служба, конечно, беспокойная. Но, кажется, остальное всё… И время свободное будет у вас в избытке, и место… и ток электрический к вашим услугам. Как вам кажется? — Терентьев переглянулся с женой; та, прищурившись, кивнула. — Мы бы устроили это.

Окна столовой выходили в тесный, окруженный высоким дощатым забором, заросший акациями сад. Было видно, что каждая веточка акации покрыта слоем пыли.

Однако сегодня небо — Лисицын посмотрел в окно — совсем не мутное, не опаловое, как вчера. Через гущу пыльных листьев пучками параллельных стрел пробиваются солнечные лучи.

«Если служить, — подумал Лисицын, — конечно, лучше всего такая служба. Выручать людей из беды. Конечно, это лучше».

Он спросил:

— А я аппаратов спасательных не знаю, я сумею?

— Научу вас, батенька. Не боги горшки, лепят. Потом будем чередоваться: сутки я дежурю, сутки — вы. Значит, что — попробуем?

После завтрака Иван Степанович начал жаловаться на своих хозяев: станция принадлежала Совету съезда горнопромышленников Юга России. Иван Степанович говорил, что целый год тянется переписка о покупке новых приборов. И распоряжения Совета, сказал он, бывают часто нелепы. Вот, например, такой случай: весной, великим постом, пишут из Харькова, из Совета съезда, чтобы вся команда — заведующий за это отвечает — была непременно в церкви на исповеди и у причастия.

— До церкви у нас добрых верст двенадцать. Я человек, батенька, пуганый: получил один раз церковное покаяние по судебному приговору. Я, знаете, и велел: запрячь лошадей да всей команде — в церковь. Только уехали — на руднике князя Кугушева пожар! Что прикажете делать? Команды нет. А потом получаю из Харькова бумагу: надо было, пишут, ехать в церковь с половиной команды, по очереди, в два приема. Так начальство и морочит голову. Вот… как видите.

Лисицын подумал: «Ведь ясно же, нельзя всю команду».