Судьба открытия

— У крупных, — вежливо спросил Зберовский, — вы находите, приятнее служить?

Вместо ответа Иван Степанович с яростью скомкал салфетку; потом на протяжении часа не произнес ни слова.

Когда он подошел к пианино и начал стоя, одним пальцем подбирать какой-то вальс, Зоя придвинулась к Грише.

— Харитонов — это владелец рудника, — тихо сказала она. — Ужасный старик! Плюгавый, лысый, изо рта желтые клыки торчат. Он Ваню замучил. Скаредный да вздорный. Ваня подписал контракт и дождаться не может, когда истечет срок. Харитонов ему даже по ночам снится, представьте себе. А неустойка по контракту громадная, заплатить ее — таких денег у нас нет…

Стали играть в лото — игра не ладилась. Тетя Шура позевывала. Наконец хозяин пригласил гостя укладываться спать: постели для мужчин были приготовлены в одной комнате.

Мысль о Лисицыне не оставляла Зберовского. Он пристально посматривал на молчащего Ивана Степановича и выбирал время, чтобы заговорить с ним. А Терентьев разделся по-солдатски быстро, закрылся одеялом, сказал: «Покойной ночи!» и отвернулся. Пришлось отложить беседу до более удобного случая.

Утром, сквозь сон, Гриша услышал — Зоя пела за дверью:

Лишь одна я под окном стою,
И тебе, мой друг, я песнь пою…

— Вставайте, вставайте завтракать! — крикнула она и постучала в дверь.

За окном сияло небо. На пол, освещая пеструю ковровую дорожку, падал четырехгранный солнечный луч.

Постель Ивана Степановича была пуста. Гриша заторопился:

— Встаю, Зоечка! Доброе утро! Поздно сейчас?

— Встанете — узнаете. Четверть десятого.

Когда он пришел в столовую, обе хозяйки — Зоя и тетя Шура — чинно сидели за самоваром. Зоя — гладко причесанная, в светлом платье — вдруг принялась смеяться:

— Ой же вы спали! Ой, храпели!

Он густо покраснел, взял с тарелки горячий пирожок, откусил и не показал виду, что обжегся.

— Ваня в шахту уехал, — сказала Зоя. — Вам просил передать, чтобы простили его за вчерашнее. Вы не сердитесь?

— Да что вы! Как можно!

— Не сердитесь? Правда? — В глазах Зои забегали искорки. — Господи, а я боялась — вы закричите: «Ноги моей в этом доме не будет!» Кстати, лошади вас ждут. Кучер знает, куда везти. Только обещайте не забыть нас. Извольте появиться не позже субботы. Обязательно. А то дружба врозь.

После завтрака, провожая гостя, она вышла на крыльцо. Гриша долго держал ее руку в своей — все не мог решиться отойти от Зои, сесть в экипаж.

В степи было жарко. Лошади бежали резво.

— Вот туточки, — сказал кучер, когда экипаж наконец остановился.

«Неужели это называется лабораторией?» подумал Гриша.

Темный низкий барак. Угольная пыль осела даже на потолке. На столах — колбы, множество фарфоровых тиглей. Крепкий запах кислот. Вытяжной шкаф. Аналитические весы на кронштейнах, и тут же — кофейные мельницы, в которых размалывают уголь. Два молодых человека в запачканных сажей халатах. Нет, конечно, это лаборатория.

«Разве можно работать в такой грязи? Ведь здесь, — Зберовский содрогнулся от негодования, — производятся химические анализы!»

— Где ваш заведующий?

Молодые люди растирали что-то в ступках. Ни один из них не поднял головы.

— Кхе, кхе, — кашлянул в углу старичок. Зберовский его сразу не заметил. — Заведующий — я. Чем могу служить?

У него были усы и бородка, как у Дон-Кихота. На нем был долгополый сюртук. Он ласково посмотрел на вошедшего. Но лишь только студент успел назвать себя и цель своего приезда, ласковый взгляд потух. Старичок неожиданно разгневался.

— Я им говорил, — закричал он, вытаращив глаза, — я умолял их прямо: не пишите! Ну и что вышло? Кто оказался прав? А?

Наступая грудью на Зберовского, он закашлял:

— Кхе, кхе… Кто оказался прав, я вас спрашиваю? Кхе, кхе… Всегда так, обратите внимание. Всегда так!

Потом он вынул из кармана клетчатый носовой плавок и, высморкавшись, успокоился.

Зберовский подал документы. Заведующий разглядывал их в вытянутой руке, откинув голову назад.

— Видите? — обрадовался он и щелкнул желтым ногтем по бумаге. — «Расходы за счет Общества». Да-с, это влетит им в копеечку! Вы мне бумагу оставьте, я записку дам, Согласно сему, — он опять постучал по бумаге, — деньги на обратный проезд получите хоть сегодня в конторе. Хоть сейчас!

— Как на обратный проезд? To-есть позвольте… — не мог понять Зберовский.

— Что позволить-то? Сказано ясно: работать будет племянник самого Монастыркина. Пожалует через неделю. А вам тут делать нечего.

Гриша стоял, в недоумении хлопая ресницами. Старичок желчно рассмеялся:

— Ничего, кто писал, тот понесет расходы. Вы не беспокойтесь, Общество не пострадает! Надо было меня слушаться! Вы не беспокойтесь!

— А как же я составлю, — с обидой в голосе крикнул Гриша, — описание коксового производства? Профессор Сапогов поручил!

— Кхе, кхе… Ну, это ваше частное дело. Угодно — хоть роман пишите. Договаривайтесь в коксовом цехе. Там возражать не будут. Меня это не касается. И денег за это не заплатим. Вот записка: на билет до Петербурга. Честь имею кланяться!

Кучер Ивана Степановича уже уехал.