Не заметил, как уснул. Пробудился от того, что кто-то настойчиво теребил за плечо. Открыл глаза: над ним склоненное лицо связного ефрейтора Еремеева. Шинель накинута на плечи, пилотка с отвернутыми бортами натянута на уши. Небритый подбородок чуть серебрится щетиной.
- Товарищ командир… Ну же, товарищ лейтенант!
- Чего тебе? А, черт! Только что задремал.
- Дежурный по полку идет в наше расположение.
Оленич мгновенно подхватился: еще не хватало, чтобы Женя застала его спящим! Он быстро прошел по территории эскадрона, удостоверился, что ничего чрезвычайного не произошло, и вернулся к своей палатке.
Неподалеку часовой негромко окликнул:
- Стой, кто идет?
- Свои.
- Пароль?
- Курок. Отзыв?
- Клинок.
- Вызовите начальника караула.
- Есть вызвать начальника караула!
Но сержант Райков уже явился сам:
- Товарищ дежурный по полку! Личный состав эскадрона пулеметных тачанок находится на отдыхе. Происшествий…
- Отставить, сержант. Веди к командиру.
Дежурным по кавалерийскому полку оказался командир взвода разведки старший лейтенант Кубанов.
Андрей Оленич и Николай Кубанов почти одновременно в начале сорок второго года прибыли в кавалерийский полк, который был расквартирован в пригороде Пятигорска. Они быстро подружились, как это часто бывает в действующей армии, особенно на фронте, почти всегда вместе проводили свободные минуты, что хоть и не часто, но выпадали, пока стояли в станице и готовили призванных юнцов к боевым действиям.
Оба они - степняки. Николай из кубанского хутора, казак по рождению, веселый и вольный, как весенний ветер, прост до дерзости в обращении с людьми, даже незнакомыми. Андрей же селянин из донецких холмистых степей, сдержанный в чувствах и поступках, склонный к углубленным раздумьям над явлениями жизни, с людьми сходился робко, легко подпадал под влияние сильных личностей. Правда, полгода фронтовой суровой жизни изменили его характер, научили решительности и упорству. И все же много еще оставалось в нем от мечтательного юноши.
Узнав по громкому голосу Кубанова, Оленич пошел ему навстречу, в душе надеясь узнать что-нибудь новое о переформировке полка, а также о возможных изменениях в эскадроне пулеметных тачанок: после ранения старшего лейтенанта Воронина вопрос о командире эскадрона остается открытым. Может быть, в штабе уже известно, кого назначат? Только бы не капитана Истомина! Андрею ведь не все равно, кто будет его командиром. Хорошо бы прислали опытного конника-пулеметчика.
- Не спишь? - спросил Кубанов.
- Как же, ты дашь уснуть! У тебя горло как иерихонская труба: крепостные стены разрушит, не то что мой хрупкий сон.
- Ну вот, пришел к другу, а он и не рад.
- Только начал дремать… Никак не могу уснуть: отчего-то нахлынули воспоминания…
- С каких пор ты стал походить на старуху, которая любит вспоминать, что была девицей, как говаривал ваш славный комэск Воронин?
- Хочешь сказать, что я сентиментален? Но ты сам неисправимый лирик!
- Лирика, брат, оружие, а воспоминания - дым.
Молодые офицеры пошли рядом, отыскали удобное место, уселись рядышком на мягкой траве под деревом. Николай закурил папиросу и после недолгой паузы сказал будто между прочим:
- Майора Крутова вызвали в штаб армии.
- А говорили, в гости к командующему… Он уже вернулся?
Кубанов не откликнулся на вопрос, хотя понимал, как важно Андрею знать, что завтра ожидает пулеметный эскадрон. Но по тому, как Николай не спеша, сосредоточенно затягивался папиросным дымом и смотрел в противоположную сторону, было ясно: он что-то знает, и наверное, очень важное. Нет, не просто так пришел он ночью в расположение пулеметной роты! Не ради свидания с другом, чтобы поболтать, как было всегда, о прошлой мирной жизни, о девушках. Он здесь, чтобы сообщить или хотя бы предупредить Оленича о надвигающихся переменах.
Неожиданно в ночной тиши за спинами офицеров послышался лошадиный сап. Обернувшись, они увидели Темляка - высокого белого коня, который от света выглянувшей луны казался голубоватым. Лошадь вытягивала тонкую шею и оттопыренными губами дотрагивалась до плеча своего хозяина. Оленич ласково погладил рукой по шелковистой шерсти, запустил пальцы в свисающую на лоб длинную челку. Но конь не удовлетворился скупой хозяйской лаской, продолжал тереться губами и ноздрями об руку, дотягивался до плеча, обдавая лицо и шею Оленича горячим влажным дыханием.
- Почему, почему он подошел к тебе? - изумленно и взволнованно спросил Кубанов. При свете месяца Оленич видел темный колышущийся чуб Кубанова и удивленно приподнятые брови. - Чего он хочет от тебя?
- Почем я знаю…
- Он часто так по-девичьи ластится к тебе?
- Да нет… Темляк - конь суровый. - Оленич оттолкнул от себя лошадь: - Иди, гуляй.
Но Николай никак не мог успокоиться:
- Поэтому он и озадачил меня. Ну, конь, скажу я тебе!
- Конь что надо, - согласился Оленич.
- Не конь, а мечта, - вздохнул Кубанов. - Тосковать будешь о нем. Наверное, ты скоро расстанешься с ним.
Всего ожидал Оленич, только не этого: расстаться с конем значит уйти из конницы. Было бы трудно покинуть полк, а лишиться Темляка казалось совершенно невозможным.