Судьба. На острие меча

Мы пристыжено смолкли. И только тогда поняли, что, пожалуй, помолчать действительно стоило. Как выяснилось, мы многое пропустили — несколькими минутами раньше король Камерлина Илактрион Первый начал свое приветственное слово, и теперь его, позёвывая, слушала добрая половина гостей. Другая же не менее добрая их половина до сего момента с гораздо большим интересом внимала нашей перебранке, а это было по крайней мере невежливо по отношению к Его Величеству. Когда же мы с Тёрмом прекратили выяснение отношений, наши слушатели вынуждено примкнули ко всем прочим, но, увы, не ухватывая сути освещаемых королём проблем, стали кивать не там и хлопать не в том месте, где требовалось. В конце концов, осознав свою ошибку, эти господа опустили головы и ушли в глубокомысленное молчание. К чести Его Величества он это понял и, откашлявшись, начал своё выступление с самого начала. Когда он на мгновение умолк, зал огласился бурными и, что самое главное, искренними аплодисментами. Толпа восторженно рукоплескала, а я, позабыв о том, что врага нужно знать в лицо, а не только по портретам и на словах, вернулась к интересующему меня разговору.

— Да я вообще не припомню, чтобы ты меня спасал! — шепотом набросилась я на уже было успокоившегося камерлинца.

— Даже так? — ответил Терм елейным голоском, — а жаберы, каргариты, березка-липовка наконец?!

— Ах, значит, сейчас это называется "спасением"? — в тон ему промурлыкала я. — Значит, когда ты пол часа измывался над моим бессилием, а потом в лоскуты искромсал моё лучшее платье, это ты меня спасал?! А на болотах ты меня от кого спасал, от комаров?

Люди, вновь забывая о короле, стали заинтересованно оборачиваться в нашу сторону, а Терм тем временем возмутился:

— Да, действительно было бы лучше, если бы я оставил тебя в том болоте!

— Ну и оставил бы!

— И пусть бы жабер выпил всю твою кровь!

— Это мы еще бы посмотрели, кто у кого выпил!

— Хотя тут ты, пожалуй, права, всю кровь он бы у тебя не выпил — отравился! — хихикнул этот паршивец.

— Да как ты смеешь? — не помня себя от злости, прошипела я. — Ты меня что совсем за дуру держишь?!

Тем временем в зале заиграла музыка и кажется собравшиеся пустились в пляс.

— О, не-ет, — глядя на танцующие пары, камерлинец нахмурился, — к сожалению, ты намного умнее, чем хочешь казаться…

Я собралась ответить ему что-нибудь резкое, но подошедший к нам статный мужчина меня опередил:

— Вместо того, чтобы ругаться, молодой человек, пригласили бы свою даму танцевать, — спокойно сказал он Терму.

— Она не моя дама!

— Я не его дама! — в один голос рявкнули мы, но, увидев, что перед нами ни кто иной, как сам король, заткнулись. На своих портретах он был другим совершенно на себя не похож, единственное, что роднило государя и его изображения — это тонкие усы, даже бородка клинышком на рисунках выглядела совершенно иначе. Илактрион с довольным видом отхлебнул вина и, сжав бокал, пошел дальше, ловко лавируя между танцующими парами. "Молодой человек", скривившись, протянул «даме» руку. «Дама» с таким же выражением лица ее приняла. И больше не проронив ни слова, мы закружились по зале.

Когда наконец-то объявили следующий танец, Терм склонил голову в знак мнимой благодарности. Я же согласно этикету, присела в реверансе и пошла в противоположную от его движения сторону, к столу. Мне безумно хотелось есть, и я не собиралась морить себя голодом там, где можно было перекусить.

В гордом одиночестве откушав несколько блюд, я загрустила окончательно. Зачем нас позвали на прием, было непонятно. Сложилось впечатление, что мы здесь вообще никому не нужны. Возможно, это было широким жестом для народа, мол, смотрите, и простолюдин, если покажет себя героем, может быть удостоен королевской милости. Скорее всего, именно так и оно было. Утолив свой голод и хорошенько изучив внешность Илактриона и его охранников, «незаметно» трущихся в толпе, я пребывала в скуке. Заняться было совершенно нечем. С Термом мы больше не общались (он увлёкся разговорами и мириться со своей спутницей, то бишь со мной, не спешил); Мейхель по его словам "был очень занят"; других знакомых у меня не было, а подслушивание чужих разговоров никакой полезной информации не приносило, их местные сплетни интереса для меня не представляли. Поэтому, предварительно оттанцевав еще один танец с бородатым вельможей лет сорока, весьма галантно пригласившим меня, я вернулась в свои покои.

Разбудили меня ни свет, ни заря.

— Ваши одежды, — толстуха даже не пыталась казаться вежливой, — тебе надлежит сию же минуту покинуть дворец.

Гордо задранный вверх нос говорил: "Что ты, и что я? Я — это не какая-то девушка с улицы, чей-то прихотью обряженная на бал, а настоящая королевская горничная!". Она собрала постель и, презрительно глянув на меня, вышла из комнаты. "Не больно и хотелось", — показала я язык уже закрывшейся за толстым задом двери и, покинув постель, стала неторопливо одеваться…