Судьба (книга первая)

— Мама! Мамочка! — но сразу же осеклась. Чужие глаза, словно острые шипы янтака, кололи её со всех сторон. И даже те, что пришли сюда бороться за её свободу и счастье, смотрели осуждающе: «Закрой лицо, бесстыжая!» Суров обычай адата: самое неприличное, что может сделать замужняя женщина — это открыть лицо в большом мужском собрании. Узук страшно смутилась и быстро закуталась в свой халат. Сверкнули большие измученные глаза и погасли — как вода, пролитая на сухой песок. Бедной матери показалось, что встала перед ней луна четырнадцатой ночи и сразу закатилась. С громким стоном Оразсолтан-эдже тяжело опустилась на своё место.

Из смежной с залом комнаты вышли пристав и судьи, неторопливо разместились за столом. Пристав склонился к дивалу Рахиму, сказал по-русски:

— Допрашивай ты. Мне переводчик будет переводить…

Дивал Рахим откашлялся, перелистал лежавшие перед ним бумаги и начал допрос.

— Аманмурад, сын Амангельды, встань с места и отвечай: ты увёз девушку Узук, дочь Мурада, насильно или она сама согласилась бежать с тобой? Предупреждаю, говори только правду.

Пряча глаза в узких прорезях век, Аманмурад угрюмо сказал:

— Насильно я не увозил. Всё произошло с согласия девушки.

Односельчане Узук возмущённо загудели. Судья постучал по столу.

— Откуда тебя знает девушка, чтобы могла дать, согласие на побег?

— Между нами был человек.

— Кто?

— Не могу назвать его имя.

— Мужчина или женщина?

— Женщина.

— Старая? Молодая?

— Старая.

— Сколько лет девушке?

— Она уже женщина…

— Это к делу не относится. Отвечай на вопрос!

— Точно не знаю. По её словам, восемнадцать!

— Ты насильно обвенчался с ней или с её согласия?

— Она согласилась. Свидетели есть.

— Значит, девушка согласна быть твоей женой?

— Спросите у неё самой.

— Хорошо, Аманмурад, сын Амангельды, садись. Узук, дочь Мурада! Встаньте с места, подойдите сюда и отвечайте: правду говорил этот человек? Вы давали согласие на побег с ним? Вы согласны жить с ним? Говорите все, не бойтесь, здесь вас никто не обидит.

Стесняясь множества незнакомых людей, Узук не пошевелилась. Сидящая рядом с ней старуха крикнула:

— Она говорит: согласна!

Пристав наклонился к переводчику. Тот встал.

— Пусть сама девушка скажет!

— Встаньте, девушка, говорите, не задерживайте суд! — поторопил один из судей.

Узук встала, робко подошла к судейскому столу.

— Правду говорил Аманмурад? — повторил свой вопрос дивал Рахим. — Вы подтверждаете его слова?

Узук кивнула.

— Значит, вы согласны жить с Аманмурадом?

Узук затрясла головой. Судья строго сказал:

— Вы не бойтесь ничего, не путайте, отвечайте толком…

— Дитя моё… дочь моя!! — горячо заговорила Оразсолтан-эдже, не замечая обильно струящихся по лицу слёз. — Я воспитала тебя скромной и стыдливой… Не твоя вина, что тебя опозорили перед всеми людьми. Не по согласию матери, не по велению сердца накинула ты на себя этот проклятый бархат. Сбрось его, дитя моё! Сбрось яшмак — пусть заговорят твои уста! Расскажи, доченька, всю правду… всё… расскажи…

Ободрённая словами матери, Узук чуть опустила складки халата, которые она придерживала изнутри, дрожащим голосом сказала:

— Боюсь я… Если правду скажу — смерть меня ожидает…

— Никто тебя здесь не тронет! — уверил её судья Рахим. А пристав, которому перевели слова Узук, нахмурился и грозно посмотрел в сторону Аманмурада. Приставу было в высшей степени наплевать и на Узук, и на её дальнейшую судьбу. Но, во-первых, он был здесь старшим представителем официальной власти, во-вторых, как исконно русский человек, относился весьма неодобрительно к многим туркменским обычаям, считая их — вполне справедливо — дикостью. А помимо всего прочего он обязан был, как человек слова, оправдать те туманы, что он получил от старшины Мереда, и те, что передал ему судья Рахим. Поэтому он сказал, а переводчик повторил по-туркменски:

— Здесь государев суд! Говори, женщина, и не бойся — ты под охраной и покровительством его императорского величества находишься!

Тогда Узук сказала:

— Я молю господина: пусть не отдаёт меня обратно в их руки! Всё, что говорил этот человек, — ложь! Я не бежала… Меня силой увезли… Никто не уговаривал меня бежать… Я ещё молода для замужества… И обвенчали меня тоже против моей воли. Не соглашалась я… Не согласна я быть женой Аманмурада!. Не отдавайте меня ему, господин!..

Судьи пошептались, потом дивал Рахим спросил:

— А вы, мать, что имеете сказать суду?

— Господи!.. У меня — одно: верните мне мою дочь! — простонала Оразсолтан-эдже.

— Хорошо, — сказал дивал Рахим, — мы пойдём посовещаемся. — И судьи ушли. Отсутствовали они недолго, а вернувшись, объявили решение суда: брак Аманмурада, сына Амангельды, и Узук, дочери Мурада, как совершённый вопреки доброй воле одной из сторон, считать недействительным, требование истца удовлетворить — девушку отобрать у означенного Аманмурада и передать родителям.

Выслушав решение суда, сторонники Узук радостно зашумели. Но тут с места поднялся Бекмурад-бай.