Судьба. Книга 4

Однако Черкез-ишан не разрешил, справедливо рассудив, что хитромудрый ходжам либо спрячется, либо прибегнет к заступничеству ишана Сеидахмеда, а заниматься поисками или, тем более, лишний раз ссориться с отцом не было ни малейшего желания. Поэтому он прикрикнул на строптивца, чтобы тот не сердил его и не доводил до крайности. А так как стычка с Энекути стала достоянием широкой гласности (об этом в первую очередь позаботилась сама «пострадавшая») и имя Черкез-ишана стало окружаться самыми невероятными домыслами, наиболее «правдивым» из которых был тот, что «балшавук» Черкез-ишан расстреливает на месте каждого, кто ему противоречит, — пегобородый ходжам тяжко вздохнул и полез на арбу. Черкез-ишан, довольный, что всё обошлось без применения крайних административных мер, вскочил на иноходца, и «просветительский» кортеж тронулся в путь.

По дороге бывшие ученики медресе, а ныне, как полагал их караван-баши, курсанты учительских курсов, сперва шутили, разыгрывая друг друга, строя весьма произвольные домыслы о том, что ждёт их в городе, какую должность предложат каждому из них. Но постепенно сникли, примолкли и погрустнели, украдкой поглядывая на всё больше отдаляющийся аул.

Зато отмякли, оправившись от шока, сопи на последней арбе. Они наперебой стали вспоминать, каких великих благ в жизни этой и будущей лишились, плакаться друг другу и стонать. Их жалобы и причитания, поначалу сдержанные и робкие, становились всё громче и пронзительнее. Сопи утирали рукавами глаза, шмыгали носами, горько сетовали на свою несчастную сиротскую судьбу.

Страдальчески морщась от их стенаний, Черкез-ишан уже сожалел, что поддался минутному порыву. Он ведь не собирался тащить их на курсы и сделал это лишь под влиянием раздражения от спора с ахуном. «Старый козёл! — снова выругался в душе Черкез-ишан, вспомнив благообразно-елейную физиономию ахуна. — Заставил-таки сделать глупость! А ведь они тоже люди, переживают, мучаются. Всю жизнь возле своего ишана-ага просидели, ничего кроме келий да двора не видели, — конечно, страшно ехать неведомо куда и невесть зачем. И пользы от них на курсах — как от козла молока. Отпустить бы их подобру-поздорову на все четыре стороны — валите, мол, досиживайте свой век. Да нельзя перед другими авторитет свой ронять. И небезопасно это. Вон ученички медресе тоже морды кривят, зареветь готовы… А может, всё-таки отпустить от греха?»

Черкез-ишан, уже почти готовый на сделку с собственным самолюбием, направил копя поближе к последней арбе. Заметив это, сопи заголосили особенно жалобно и даже пегобородый ходжам, который то этого сидел насупясь, присоединил свой голос к их воплям. И тут Черкез-ишан с облегчением (что бы там ни говорили, а неприятно чувствовать себя извергом) понял, что ничего они не переживают, эти нытики и ханжи, а просто дурачат его, рассчитывают, что авось поверит их слезам, сжалится и отпустит.

Поняли и сопи, что их помер не прошёл. И угомонились. Однако уже неподалёку от города, когда арбы миновали широкий магистральный арык, сопи вдруг горохом посыпали на землю и, как зайцы, кинулись в разные стороны прятаться в зарослях чаира. На арбе остался только пегобородый — то ли не понадеялся на свою прыть, то ли посчитал ниже своего достоинства бежать.

— Стой! — закричал Черкез-ишан, калеча удилами губы иноходца. — Стой, дармоеды проклятые! Стрелять буду.

Он и в самом деле выхватил кольт.

Беглецы юркнули в заросли осоки, затаились.

Черкез-ишан помедлил, взвешивая на ладони пистолет и борясь с мальчишеским искушением пощекотать пулей торчащий в кустах оттопыренный зад. Потом плюнул и повернул коня — в конце концов, так оно и лучше, одна чесоточная овца всю отару заразить может.

— Кто ещё бежать надумал? — спросил он, подъезжая к арбам.

Никто такого желания не выразил, только испуганно таращились на его пистолет. Он сунул кольт в ко-буру.

— Может, догнать тех? — предложил один из милиционеров. — Мы их враз переловим, как куропаток.

Черкез-ишан снова плюнул:

— Тьфу! Пусть убираются к чёрту!

Обвёл взглядом своих притихших курсантов и специально для них добавил:

— Все эти неразумные — достояние геенны и мук адовых. Ибо сказано в писании: «Кто узрел — то для самого себя, а кто слеп — во вред самому же себе» Здесь остались люди разумные, и мы не станем задерживать их из-за нескольких глупцов, которые сами отказались от своего счастья.

Больше никаких происшествий не случилось, и арбы благополучно доставили к зданию курсов «живой груз» в числе двадцати двух учеников медресе и одного пегобородого ходжама.

Убей и ящерицу, если у неё голова змеи

Когда приезжие немного размялись и огляделись, Черкез-ишан повёл их к общежитию.