Судьба. Книга 3

Перед вагоном уже собралась порядочная группа арчинов, мулл и белобородых старцев. Не зная, зачем их призвали среди ночи, они тихо и тревожно гудели. Когда Ораз-сердар вышел, гул постепенно стих, все головы повернулись к двери вагона. Среди них стоял и Черкез-ишан.

— Люди! — негромко и проникновенно начал Ораз-сердар. — Я побеспокоил вас потому, что меня вынудила необходимость. Прошу простить меня за беспокойство…

Люди, большевики напали иа Байрам-Али. Если предоставить мм свободу действий, то сегодня они займут Байрам-Али, завтра — Мары. Они озлоблены, они кровожадны — уничтожают женщин, детей, стариков, угоняют скот. Если не хотите, чтобы вас постигло непоправимое несчастье, защищайтесь. Я много говорить не буду. Пусть каждый арчин к утру приведёт сюда двадцать пять вооружённых конников. У кого не окажется оружия, мы выдадим. Арчины, муллы и яшули аулов головой отвечают за выполнение этого приказа. Понятно?

— Попятно, сердар-ага!

— Каждому из арчинов я даю несколько вооружённых джигитов и двух свободных коней. Если тот, кому выпадет жребий идти, станет сопротивляться, джигиты привезут его силой, а уж тут мы сами примем меры. Понятно?

— Понятно, сердар-ага!

Если понятно, тогда не будем медлить. Расходитесь и выполняйте приказ. Подумайте о зверствах, которые творят большевики, расскажите об этом всем своим односельчанам.

— Разрешите мне сказать несколько слов? — обратился к Ораз-сердару Черкез-ишан.

Самодовольно усмехнувшись, Ораз-сердар крикнул:

— Люди, погодите! Сын ишана Сеидахмеда Черкез-ишан хочет сказать вам несколько слов. Послушайте его!.

— Во имя аллаха милостивого, милосердного! — начал Черкез-ишан своё выступление ритуальной формулой. — Люди, послушайте священные слова пророка! В писании сказано: «Держись прощения, побуждай к добру и отстранись от невежд!» И ещё сказано: «Есть ли воздаяние за добро, кроме добра?» Если вы не сделали никому зла, то и вам зла не сделают, — так утверждаем пророк. Скажите, зачем вам нужно кровопролитие? Зачем лучших сыновей своих вы пошлёте на гибель, которая совершенно бесцельна? Не надо вооружать людей! Не надо посылать их на войну!..

Ораз-сердар что-то негромко сказал. Бекмурад-бай и несколько офицеров выдвинулись вперёд, отгородив Черкез-ишана от толпы и тесня его к вагону.

— Идите, люди, выполняйте приказание! — крикнул Ораз-сердар. — Малейшая задержка — гибельна! За задержку будем наказывать!

Арчилы и яшули разошлись, по-разному толкуя странное выступление сына ишана Сеидахмеда. Черкез-ишан был арестован и. брошен в тюрьму. Однако он не падал духом. Сидя в вонючей, кишащей клопами камере, он давил клопов и сочинял стихи против Ораз-сердара. Это были ядовитые и злые стихи, открыто обличающие Ораз-сердара в грубом нарушении мусульманских законов, в измене родине и пророчащие ему бесславный конец от руки большевиков.

А муллы и арчины в это время ревностно выполняли приказ Ораз-сердара. Как и обычно, больше всех досталось беднякам. У одних отбирали лошадь, у других — оружие, третьих отправляли на фронт. Не всё шло гладко. Многие отказывались подчиняться. Таких без долгих разговоров отправляли под конвоем на расправу к Ораз-сердару. Некоторые, видя безвыходность положения и не желая воевать, уходили в пески. Однако немало было и таких, которые шли беспрекословно, некоторые — даже с охотой.

Четырнадцатого августа все дороги, ведущие от аулов к городу, были переполнены народом. Шли пешие и конные, вооружённые и безоружные, шли группами и в одиночку, сами и под конвоем.

Естественно, марыйские большевики тоже не сидели, сложа руки. Они послали на дороги своих агитаторов, чтобы разубедить дайхан, вернуть по домам хоть часть из них. Среди агитаторов были и наши друзья — Сергей, Берды и Клычли.

Старик в стоптанных чарыках, с берданкой на плече и мокрой от пота бородой шёл, видно, издалека и так устал, что сначала даже не заметил трёх джигитов, сидящих в тени у арыка. Он склонился к воде и стал черпать её одной рукой, второй придерживая на плече берданку. Потом сбросил ружьё на землю и стал пить пригоршней, причмокивая от удовольствия.

Напившись, он помял руках бороду, огладил её и посмотрел по сторонам. Только тут он заметил трёх джигитов и поздоровался:

— Салам алейкум, парни! Живы-здоровы?

— Спасибо, яшули, — отозвался Клычли. — Отведайте нашей дыни.

Старик с сомнением посмотрел на янтарные, источающие аромат ломти. Искушение боролось в нём с привычной осторожностью.

— Дыню-то можно было бы поесть, — сказал он наконец, — да я воды только что напился.

— Присаживайтесь, отец, отдохните, а потом дальше пойдёте, — пригласил Сергей.

Старик покряхтел: «Эх-вай-эй!», сел, опираясь руками о землю, стараясь не смотреть на соблазнительную дыню.

— Куда путь держите, отец?

— Иду на войну, сынок.

— Большевиков убивать собираетесь?

— Если сможем, будем и убивать.

В разговор вступил Берды:

— У вас ружьё неважное, яшули, надо бы взять такое, как моё, — он похлопал рукой по прикладу карабина. Это был карабин из числа захваченных на хивинской дороге трофеев.

Старик покосился, равнодушно сказал: