Судьба. Книга 3

Черкез-ишан быстро взглянул на Клычли, подвигал челюстью, словно пережёвывая скрытую улыбку.

— Ты не думай, Клычли, что, если я отказываюсь мириться, значит хочу причинить ему какой-то вред. Если этот парень в самом деле Берды, как он назвался, значит он — большевик. И тем не менее я совершенно далёк от мысли выдать его чернорубашечникам. Теперь я понимаю, что и нефть, которую он просит, не для Джунаид-хана предназначается, однако я, вероятно, забуду об этом. Только не уговаривай меня мириться. Лучше чай пей, а то остынет.

Клычли облегчённо улыбнулся.

— Похоже, что вы уже помирились,

— Ошибаешься. У ишана Черкеза не может быть мира с чабаном Берды и баем Бекмурадом.

— Как же ты, ишан-ага, чабана и бая рядом ставишь?

— Не знаешь?

— Не знаю.

— Понятно: притворяешься. Но я этого не заметил и верю твоим словам: не знаешь. Так вот, надеюсь, тебе известно, что Узукджемал удрала от Бекмурад-бая?

— Известно.

— А то, что она у меня жила и от меня сбежала, тоже известно?

— Знаю и об этом — Берды вчера рассказал.

— И сказал, наверно, что девушка, только ему верна?

— Сказал.

— А я — ей верен, и собираюсь добиваться её во что бы то ни стало. Может быть мир между мной и Берды?

— Да, задачка трудноватая…

— Вот то-то и оно! А мстить этому Берды я. совсем не думаю. Больше того. У меня к тебе по этому делу даже просьба есть. Выполнишь?

— Всегда рад оказать тебе услугу, ишан-ага.

— В таком случае вот что скажу тебе. Берды был моим гостем, а гость, как говорится, выше отца родного. Я вёл себя нетактично по отношению к нему, глупо вёл, за пистолет схватился. Значит, оскорбил гостя и опозорил себя. Попроси Берды, чтобы он нигде не рассказывал об этом, ладно?

— Это пусть тебя не волнует. Я за Борды ручаюсь, как за самого себя.

Черкез-ишан снова бросил на Клычли быстрый взгляд, хотел что-то сказать, но промолчал.

Поговорив ещё немного, они расстались.

Нефть и масло Черкез-ишан помог достать.

Дымоход кривой, да дым прямой

Трудно представить, как шли красные войска по Каракумам от Чарджоу до Байрам-Али. А ведь большинство бойцов были уроженцами России, привыкшими к прохладному, мягкому климату! За двадцать дней они прошли двести с лишним километров. Стволы винтовок, накаляясь на солнце, обжигали руки. От жары трескалась и ломалась кожа обуви. Коробились и ломались, как фанера, пропитанные солью пота гимнастёрки. Бойцы падали без сознания от перегрева. У многих шла носом кровь, на неё обращали внимания не больше, чем на обычный пот, так же вытирая рукавом или вообще не вытирая. Воды не хватало. Если случалось раздобыть её, первым делом заливали в пулемёты. Они были решающим фактором похода, так как войска шли с боем.

* * *

Белые организовали у Байрам-Али сильную оборону. На их стороне приняли участие в боях первые отряды английских колониальных войск, состоящие из сипаев. Не в пример своим осторожным хозяевам, сипаи дрались отчаянно. Невозмутимые темнолицые воины в светлой одежде, казалось, были начисто лишены чувства страха. Их не пугал ни массированный пулемётный огонь, пн штыковой удар атакующих. И всё же Байрам-Али был взят. Этому в значительной мере способствовали и туркменские джигиты, переходившие на сторону красных.

Штаб белых продолжал пока оставаться в Мары. Когда было получено сообщение о решительном наступлении красных, Ораз-сердар дал команду немедленно собрать всех марыйских арчинов, известных яшули, представителей духовенства. Невзирая на ночь, во все стороны поскакали по аулам гонцы.

События, которые до сих пор обходили Черкез-ишана стороной, захватили на этот раз и его: он был вызван к Ораз-сердару.

В штабном вагоне кроме самого Ораз-сердара находились Бекмурад-бай, несколько туркмен, один русский и два английских офицера. Они не обратили на вошедшего внимания и вскоре один за другим перешли в другое купе.

Ораз-сердар принял Черкез-ишана сдержанно, но уважительно. Подвинул к нему лёгкую закуску, в тонкие хрустальные бокалы налил коньяк.

— Выпьем за ваше здоровье, ишан.

— От души тронут, сердар-ага, однако пить не могу, — отклонил приглашение Черкез-ишан.

— Так нельзя, — Ораз-сердар протянул свой бокал. — Надо обязательно выпить. Или вы строгий ревнительмусульманских законов, запрещающих правоверным пить вино?

— Нет, сердар-ага, я не ханжа, но сейчас чувствую себя, к сожалению, нездоровым. Могу только чокнуться.

Черкез-ишан прикоснулся к бокалу Ораз-сердара своим в поставил его на стол. Но Ораз-сердар не отставал.

— Вы нездоровы? Вероятно, простудились. В этом случае добрый глоток коньяка — лучшее лекарство.

— У меня не простуда. Доктор запретил пить.

— Ну, что ж, докторам надо верить, — Ораз-сердар с видимым удовольствием выцедил коньяк, задержал дыхание, пососал ломтик лимона. — Вы не обижаетесь, что я вас среди ночи побеспокоил, сон ваш нарушил?

— Не обижаюсь, — сказал Черкез-ишан. — Вы сами по ночам глаз не смыкаете. Вероятно, такой вызов обусловлен соответствующими причинами.

— Конечно, мой дорогой ишан! Разве стали бы вас тревожить попусту. Вы нам очень нужны.

— К вашим услугам, сердар-ага.