Судьба. Книга 3

Воцарилось молчание. Дайхане, потупившись, не глядя друг на друга, завздыхали. Слова Сергея вернули их к недоброй действительности. И хотя это были правильные слова, с которыми в глубине души соглашался каждый, собравшиеся недовольно хмурились. Ну посмеялись немного — кому от этого убыток? Плакать ещё вперёд времени хватит. Сами, что ли, идут на эту войну, будь она неладна? Арчин гонит, мулла гневом аллаха стращает. Да и поговаривают, что можно добром разжиться на войне — кому добро лишним было? Конечно, умирать раньше положенного никому не интересно, да кто знает, кому сколько отмерено. Срок твой не пришёл, так и из горящей печи невредимым выскочишь, а кончилась отмеренная судьбой нить — в объятиях собственной жены помрёшь.

Клычли, у которого было своё на уме, вернулся к прерванному разговору.

— Вы, яшули, немножко ошиблись. Тот человек, который баранов искал, ничего общего не имеет с поэтом Махтумкули. Махтумкули был великим туркменским поэтом и жил двести лет назад. Неужели вы в молодости не пели:

Махтумкули, живу в томлении жестоком.
От вздоха моего земля сгорит до срока.
Я помощи молю аллаха и пророка
Держал я путь к звезде, но прибыл на луну.

— Ай, сынок, может быть, и пели — сейчас не вспомнишь, — сказал старик.

— Вот у этого знаменитого Махтумкули был племянник — мулла Зелили, — продолжал Клычли. — Он тоже сочинял стихи и славился, как бесстрашный воин и прекрасный поэт. Обратите внимание, яшули, я не случайно подчёркиваю, что Зелили был муллой, воином и поэтом. То есть он разбирался достаточно хорошо во всех сторонах жизни. Вы сказали, что ишан Сеидахмед обещает чин праведника каждому, кто погибнет на войне. Послушайте, что по этому поводу сказал Зелили:

Нелёгок груз напрасного укора,
Однако смерть ещё страшней, без спора.
Муллы тот свет расхваливают хором,
Но сами — не торопятся туда.

Вы поняли смысл этих слов?

— Как не попять, сынок, понял.

— И после этого всё равно пойдёте на войну?

— Пойду, сынок, пойду.

— Думаешь, станешь праведником и попадёшь в рай, прямо в объятия красавиц-пери?

— Если нам на этом свете красавиц не досталось, то куда уж нам мечтать о пери, — невесело заметил один из дайхан.

Второй тяжело вздохнул.

— Говорят, ишан Сеидахмед собирается на паломничество в Мекку. Наверно, не пошёл бы в такую даль, будь поближе возможность стать праведником.

— Правильно! — сказал Сергей. — Оказывается, вы хорошо разбираетесь, где — правда, а где — её двоюродный брат. Зачем же идёте сами на войну?

Собравшиеся охотно заговорили:

— Разве нас оставят в покое?

— По аулам арчины с джигитами разъезжают, всех отправляют — кто хочет и кто не хочет.

— На войну не пойдёшь — к Ораз-сердару на расправу тащут!

— Кому по своей воле охота на смерть идти?

— Двух жизней человеку не дано.

— Арчины и муллы не дают нам покоя.

— Неужто расправиться с ними не в силах? — бросил Сергей.

— Будь они одни — дело другое. За ними Ораз-сердар стоит!

— Не бойтесь Ораз-сердара. Нынешней же ночью в Мары не останется ни Ораз-сердара, ни кого другого. Потому они так и торопят вас.

— А вы сами кто такие? — спросил один из дайхан.

— Мы?

— Да, вы.

— Скрывать не буду, мы большевики. И сидим здесь для того, чтобы вас от смерти уберечь. Если вы питаете ненависть к большевикам, можете нас убить — вас много, а нас всего трое.

Дайхане неуверенно заулыбались.

— Нам не за что большевикам мстить.

— Зла от них не видали!

— Наоборот — на правильный путь наставляете.

— Мы не ставим себе целью убивать людей!

Поняв, что наступил благоприятный момент и для того, чтобы решиться, дайханам не хватает самой малости, Клычли встал.

— Послушайте меня, братья, — сказал он. — Я учился в медресе ишана Сеидахмеда и не хуже него разбираюсь в событиях. Я дам вам единственно правильный в вашем положении совет: идите по домам. Всем, кто встретится вам на пути и в ауле, говорите, что белые бегут из Мары, к завтрашнему утру никого из них в городе не останется. А те из вас, кто перейдёт на сторону красных, поступят ещё лучше — всегда приятнее догонять, чем убегать, а догонять будут именно красные.

Выслушав Клычли и задав ему несколько вопросов, дайхане подумали, почесали затылки, посовещались и — повернули назад.

Стремясь хоть как-то настроить дайхан против красных, белые начали распространять слухи, что четырнадцатого августа до полудня красные перережут всё население, включая стариков и детей. Те правоверные, кто не хочет гибели своим близким, пусть вооружаются и выступают против красных.

Агитаторы большевиков, действуя против врага его же оружием, стали утверждать, что всех, уцелевших после полудня, красные будут считать своими друзьями. Естественно, после полудня надо опасаться белых, которые в свою очередь станут вырезать население.