Судьба. Книга 3

Одним прыжком Торлы преодолел разделяющее их расстояние. Тупой удар приклада — и Аллак, не охнув, мягко, мешком повалился на бок, выронив винтовку. Несколько мгновений Торлы стоял неподвижно, словно оглушили его самого — гудела голова, тряслись руки. Очнувшись, достал патрон и побежал туда, где спали' Дурды и Меле. Он вжал приклад в плечо до боли, но всё равно мушка прыгала, а занемевший палец не в силах был нажать спусковой крючок.

Чуть не плача от бессилия и страха, Торлы топтался на одном месте. Потом кинулся к своему коню, непослушными руками кое-как увязал дюжину винтовок и несколько цинков е патронами. Верблюды, перестав жевать, смотрели на него с печальной укоризной. Конь косил глазом и вытягивал морду, раздувая ноздри, словно собирался заржать. Торлы испуганно шикал на него, махал шапкой.

Дурды и Меле ещё спали, когда Аллак пришёл в себя. Постанывая и хватаясь за ветки саксаула, он спустился с бугра. Долго думать над разгадкой таинственного нападения не пришлось — раскиданный верблюжий вьюк, отсутствие Торлы и убегающая на север цепочка конских следов говорили сами за себя. Аллак разбудил товарищей.

Узнав о случившемся, Меле вытаращил глаза: что бы там ни говорил Торлы-ага, но поступить так, как он поступил? — это не укладывалось в сознании. Дурды, выслушав, обругал себя последними словами и метнулся к коню.

— Ждите меня здесь! — крякнул он, опуская плеть на конский круп.

Дурды не зря был зол на себя. Оставляя его за старшего, Берды всё же намекнул, чтобы он присматривал за Торлы — бывший батрак Бекмурад-бая вёл себя довольно подозрительно. Сам Дурды не обращал на это внимания, но после слов Берды припомнил все предшествующее поведение Торлы и решил, что в самом деле следует немного остеречься. Из этих соображений он не назначал Торлы караульным и внимательно присматривался к нему, хотя в общем-то подозревать товарища было довольно противно. Торлы всё время жил в бедности, в зависимости от бая, его разговоры о богатстве могли быть естественным желанием бедняка почувствовать себя человеком. О достатке мечтали многие, и это казалось таким же обычным, как стремление жаждущего напиться и прихватить про запас побольше воды.

И всё же Берды оказался прав. Опасения оправдались самым неприятным образом — Торлы не только бросил товарищей в такой момент, когда каждый лишний человек мог иметь решающее значение, не только украл винтовки. Он попытался убить Аллака, того самого Аллака, который относился к нему, как к родному брату, который за всю свою нелёгкую жизнь никому не причинил зла! Всё сочувствие Дурды к Торлы обернулось тяжким, мутящим рассудок гневом.

— Предатель! — шипел Дурды сквозь стиснутые зубы. — Изменник! Далеко не уйдёшь, гад!..

Вдали замаячила фигура конника.

Со злобной радостью Дурды взмахнул плетью. Не конь и так, словно разделяя нетерпение хозяина, вытягивался струмой. Тонко и жалобно пел в ушах степной ветер. Дурды потянулся было за винтовкой, однако расстояние было ещё слишком велико.

Торлы заметил погоню. Он торопливо сбросил похищенные винтовки и погнал коня намётом, то и дело оглядываясь назад.

— Сто-ой! — закричал Дурды. — Стой, предатель!

Впереди показалась щель оврага — старый шрам земли, след давней бегучей воды. Овраг был широк, и в другое время Дурды благоразумно объехал бы его, но сейчас на месте благоразумия бушевали слепая ярость и тёмный азарт охоты на человека. Конь сжался в прыжке — Дурды шенкелями почувствовал, как каменными буграми вздулись конские мускулы. Глухо, по-змеиному зашуршал, обваливаясь, пласт земли — и конь вместе с всадником полетели в овраг.

Дурды отделался незначительными ушибами. Неудача не охладила его пыл, он рвался в погоню. Но глянув на поджатую к конскому брюху заднюю ногу, дрожащую мелкой дрожью, понял, что погоня кончилась, и отвёл душу в самых страшных проклятиях, какие только смог придумать.

Не нужно было большого умения, чтобы удостовериться в горькой истине — нога у коня сломана, конь пропал. У Дурды защемило сердце.

— Вот и отъездились мы с тобой, мой Мелекуш! — печально сказал он, снимая винтовку. — И в жару и в стужу ты был мне верным товарищем. Прости меня, Мелекуш, что пулю, которую я берёг для врага, вынужден отдать тебе, — я не могу оставить тебя на растерзание хищникам. Мне легче выстрелить в себя, чем в тебя, но это всё равно не избавит тебя от мучительной смерти. Прости!..

В чёрных глазах коня билось страдание, крупная слеза медленно скользила по шелковистой шерсти, бока судорожно вздымались.

— Не плачь… мой… Мелекуш! — проговорил Дурды рвущимся голосом, не замечая, что у самого всё лицо мокро от слёз. — Не плачь… Видит бог, я хотел бы иначе… но иначе нельзя!..

Он выстрелил в склонённую голову коня и торопливо, убегая от рвущих сердце звуков агонии, стал выбираться из оврага.

Торлы тоже понял, что погони больше не будет. Он вернулся назад и подбирал брошенные винтовки. Дурды был метким стрелком и мог попытаться достать предателя пулей. Но сейчас стрелять ему не хотелось и он только проводил глазами удаляющегося Торлы.