Худайберды-ага слушал безучастно, скручивая и отрывая бахрому обтрёпанного рукава халата. Собиралась подшить жена, думал он, да всё кусочка тряпки найти не могла, а теперь уж и подшивать некуда — совсем обветшала материя.
Бекмурад-бай наполнил его пиалу чаем, хозяйственно прикрыл чайник углом салфетки: чтобы не остывал.
— Смотрел я на вас, Худайберды-ага, со стороны смотрел и радовался, что возмужал твой Меле, хороший помощник вырос. Думал: если пойдут вдвоём на расчистку канала, могут заработать даже полторы очереди воды, поправят немного хозяйство. А тут — вон как дело обернулось. На чёрное счастье людей объявилась эта трудовая повинность. Правду говорить, по бедняку бьёт она. Богатый, если ему жребий выпал, может нанять за деньги замену себе со стороны, а бедняку — где денег взять? И приходится отправлять, как тебе, лучшего помощника, а весь труд снова ложится на плечи старого человека.
— Худо дело, — согласно кивнул Худайберды-ага. — Правильно говорите, а где найти выход из положения?
— Выход? Конечно, можно не отправлять Меле…
Бекмурад-бай задумался, или сделал вид, что думает.
Худайберды-ага глянул на него с внезапно пробудившейся надеждой.
— Можно не отправлять, — продолжал Бекмурад-бай. — Мы, четверо из нашей группы, соберём тебе тысячу двести рублей. У Сапара нет денег, но я внесу его долю. Ты возьмёшь эти деньги, добавишь семьсот-восемьсот рублей — и наймёшь за Меле человека.
Худайберды-ага горько усмехнулся:
— Восемьсот!.. Скажите лучше насчёт восьми рублей, которых взять негде!
— В крайнем случае, свою землю продать можешь. Если пойдёшь на земляные работы, вам хватит надела из той земли, которую дают в общественное пользование.
— Я там много не заработаю. Туда люди идут со своим хлебом и приварком, а мне где взять? Работа тяжёлая. Без хорошей еды даже такой сильный парень, как Меле, не сможет много копать.
— Твоя правда.
— Моя, моя… И правда моя, и беда моя.
— Племянник у тебя непутёвый! — с сожалением сказал Бекмурад-бай. — Будь он умным человеком, всё было бы хорошо. Говорят у нас — и правильно говорят! — что рука руку моет, а обе руки — лицо. А твой племянник забывает о благодарности, забывает о взаимовыручке. Очень много он тебе помог бы в такое тяжёлое время: мог по жребию поехать, мог в хозяйстве работать. Но он не слушает умных слов. Помнишь, когда он увёл лошадь Вели-бая, тот хотел на него в суд подавать? А я сказал: «Не трогай Аллака! Своими глазами не видел вора, значит молчи, клеветать на человека нельзя по одному подозрению». И Аллаку я тогда сказал: «Привезу твою молодуху, поставлю над вами кибитку». Но он не захотел, потому что у него нет разума. Он не может взять добычу, которая сама идёт в руки. Ушёл вот из родных мест, где-то скитается, как бродяга бездомный. Стал преступником в глазах властей, отщепенцем народ его считает. Ну, скажи, разве умный человек мог продать отцовский надел земли только потому, что жениться приспичило? А он — продал. Не посчитался, что с этой земли твои дети кормятся, что сам он в твоём доме живёт и должен быть тебе благодарным. Взял и продал землю чужому человеку. Уж хоть бы своему аульчанину уступил! Так я говорю?
Худайберды-ага, всё время порывавшийся что-то сказать, спросил, пристально глядя в лицо Бекмурад-бая:
— Это какую же добычу, шедшую ему в рот, не сумел съесть мой племянник?
— Одно пустяковое дело я ему доверил: надо было пристукнуть того желторотого мальчишку, с которым он сейчас шатается.
— Не надо нам такой добычи! — строго сказал Худайберды-ага. — Волк ест зайца, а заяц — траву. В нашем роду никого нет, кто вырос бы на человечьем мясе.
— Вы — зайцы? — усмехнулся Бекмурад-бай.
— Мы — не волки! — отрезал Худайберды-ага и перевернул свою пиалу вверх донышком.
— Ну, ладно, не будем об этом.
— Не будем. Пусть кто хочет погружает руки в кровь, а у нашего рода руки всегда были чистыми!
— Успокойся, Худайберды-ага. Всё это давно прошло, просто к случаю вспомнил.
— И вспоминать такого не надо! Вообще о таких вещах не надо вспоминать!
— Ты прав. Давай оставим этот разговор. Я хочу сказать о другом. Со вчерашнего вечера я много думал, как облегчить твою участь, и вот что решил: хватит Аллаку шататься по барханам, как разбойнику с большой дороги. Доходится до того, что в самом деле разбойником станет, попадёт в тюрьму или ещё дальше. Ты найди племянника и объясни ему, что честный человек не должен дружить с убийцей, если не хочет, чтобы люди и его посчитали преступником. А когда он это поймёт, ты сделай вот что: две-три сотни из тех тысячи двухсот, которые я тебе дам, разменяй и отдай Меле. На остальные выкупи молодуху племянника, поставь ему мазанку рядом с собой. Ты поступишь, как должен поступить дядя, и Аллак будет тебе признателен. После этого вы подпояшетесь и пойдёте вдвоём на земляные работы. Если не две, то полторы делянки одолеете. Вот тебе мой разумный совет. Поговори с женой, поговори с сыном. Уверен, что они одобрят. Ну, а если нет, тогда дело ваше, поступайте, как знаете.