Судьба гусара

— …к слову сказать, не с обычными волками, а с оборотнями, — откашлявшись, продолжал маркитант. — Анна и подбила мужа раскопать могилу да отрезать мертвецу голову. Надо вам знать, господа мои, в отрезанной голове еще была «гниющая кровь». Вот ее-то женщина и подмешала в питье мужу да сыну, а также «одолжила» двум-трем соседкам, которые прониклись ее опасениями. Все они умерли в страшных муках.

— А волки? — переспросил Денис. — Ты, кажется, про волков говорил. Ну, про этих… оборотней…

— А, про оборотней! — рассказчик оживился, светлые, глубоко посаженные глаза его заблестели. — С давних времен каждое новолуние в полночь на дороге, ведущей от замка Кройцбург, показывается процессия из четырех повозок, запряженных четверками лошадей. В первых двух — двенадцать монахинь — в орденском платье с крестами и четками в руках, но без голов. Кучерами у них — белые ягнята. Следом две повозки с двенадцатью безголовыми рыцарями. Вместо кучеров — черные отвратительные козлы.

— Козлы! — устало усмехнулся гусар. — А я тебя про волков спрашивал.

Старик покивал:

— Будет и про волков. Так вот… Вся эта процессия въезжала в город, потом — на площадь, трижды объезжала ее по кругу и исчезала в воротах ратуши. Из ратуши-то потом доносились взрывы грубого хохота, разухабистая музыка и визгливое женское пение. Потом монахини и рыцари вновь выезжали на площадь, но в этот раз в обратном порядке. На огромных, закованных в латы плечах рыцарей покоились женские головы, а на монахинях были шлемы с закрытыми забралами. Трижды объехав площадь, они удалялись по Замковой дороге. И происходит это из века в век…

— И где ж тут волки? — удивленно переспросил Давыдов.

— Волки? — маркитант удивленно дернулся. — Какие волки? Ах, волки… Были волки! В последние десять лет в этой вот процессии с безголовыми рыцарями и появлялись! Вместо лошадей.

— Что же, так вот кареты и тащили?

— Так и тащили, — уверил старик. — Огромные волки были. Свирепые. И во главе их — белая волчица.

— С синими глазами?! — снова вздрогнул Денис.

— Да. Именно так. С синими. И откуда те волки взялись — всяк по-разному говорит…

Дальше маркитант рассказать не успел — прискакал адъютант главнокомандующего, что-то доложил Багратиону, и князь приказал трубить поход. Смертельно усталые люди встряхнулись, прогоняя остатки дремы, построились и вновь зашагали по колено в снегу, пока не вышли из леса на берег неширокой реки. Там в сопровождении свиты уже ждал Беннигсен.

Кривя тонкие злые губы, командующий едва ли не упрекнул Багратиона в трусости, приказав вновь взять только что оставленный город. Приказал и тут же уехал — были еще заботы, не только Багратион.

Петр Иванович, с землисто-серым от незаслуженной обиды лицом, спешился и, встав во главе колонны гренадер и егерей, выхватил из ножен шпагу.

— В штыки, братцы, — глухо сказал князь. — В штыки…

Адъютанты, в том числе и Денис, тоже оставили лошадей, двигаясь пешим порядком вместе со своим прославленным генералом. Колонна шла молча и грозно, без выстрелов, без криков «ура» и задорной барабанной дроби. Тяжелой поступью русские воины месили грязный прусский снег. Впереди в зыбкой туманной дымке корявился изломами улиц город, Прейсиш-Эйлау, где были еще утром, и вот опять…

Их заметили. С прикрывающих город редутов французы открыли ураганный огонь. Пули, шрапнель, разрывающиеся в воздухе ядра — все слилось в одну сумасшедшую пляску смерти. В других концах города, на флангах, тоже слышалась канонада — то палили и французские, и русские пушки… а вот где-то в отдалении закричали «ура»…

Егеря и гренадеры Багратиона все так же шли молча. Впереди — главнокомандующий с адъютантами… Пока Бог миловал — шли. Странно, но Дэн совсем не чувствовал страха, как не было и задорного куража. Просто все шагали молча, шли на смерть, выполняя свою воинскую работу — ремесло смерти. Шли. И это было главное.

Приказав не стрелять, князь не тратил времени на перезаряжание ружей, и это многих спасло. Время! Казалось, оно тянулось медленно-медленно, разрываемое на куски французскими пулями и шрапнелью. Уже многие полегли… но если бы задержались — полегло бы еще больше. А так — шли, мерно печатая шаг и посматривая на врага с непоколебимой хмурой уверенностью — уверенностью в скорой победе!

Вокруг творилось нечто! Сам ад спустился на землю, точнее сказать — поднялся из разверзшихся вдруг глубин. Запах неотвратимой смерти витал над солдатами обеих сторон, делая их безразличными к боли. Рев пролетающих ядер, мерзкий визг шрапнели, залпы французских плутонгов — все это не имело никакого влияния на гренадеров и егерей. Грозная русская сила шагала, стиснув зубы и неумолимо приближаясь к неприятелю, страшная в своем молчании и угрюмом мерцании глаз.

Враг уже был совсем рядом — вот!

— В атаку! — оглянувшись, взмахнул шпагою генерал.

Он больше ничего не сказал, да и не нужно было: воины ударили в штыки с такой неистовой и неудержимой силой, что враг не выдержал, дрогнул… побежал…