Судьба генерала

Мичман повернул к молодому прапорщику уже багровую от возмущения круглую физиономию и хотел по-русски кратко и ясно ответить, но тут из деревни начали выкатываться зелёные цепи егерей — многие из них буквально вперемежку с синими французскими мундирами. Так в пылу рукопашной схватки они очутились в неглубокой речке и на мосту.

— А, чёрт, я так и знал! — выругался мичман.

— Когда фитиль поджигать, ваше благородие? — закричал высокий матрос, высовываясь из-под опоры моста.

— Подожди ещё минуту, я скажу, — ответил мичман. Он смотрел на мост, на котором шла ожесточённая рукопашная схватка. — Ну, давай, братишки, хватит бодаться там, бегом, бегом на берег, сейчас взрываем!

Но гвардейские егеря никак не могли оторваться от вцепившихся в них мёртвой хваткой французских пехотинцев из 106-го полка. К тому же матросам, стоявшим на берегу по обеим сторонам моста, уже пришлось начать отбиваться штыками и тесаками от перешедших реку вброд первых французов. Николай, выхватив саблю, раскроил голову рослому рыжеусому французскому пехотинцу, заколовшему стоявшего рядом с прапорщиком матроса.

— Да поджигай же фитиль! — закричал Муравьёв мичману.

— Сейчас, сейчас, не ори! — отмахнулся от него моряк, выжидая момента, когда хотя бы большая часть гвардейских егерей во главе с командиром первого батальона полковником Грабовским ступят на берег. Двенадцатипушечная батарея, которую прикрывал этот батальон, уже пронеслась по мосту и теперь занимала позицию на высоком правом берегу Кол очи. Солома и хворост уже вовсю горели на мосту. Но французы, разгорячённые схваткой, не останавливаясь бежали сквозь огонь, не отставая от русских егерей.

— Вот теперь самый раз, вроде все наши прошли, Гмыза, поджигай фитиль! — скомандовал громко мичман засевшему под мостом матросу, а сам уже бок о бок с Николаем отбивался своей саблей от наседавшей линейной французской пехоты. — Быстрей от моста! — выкрикнул он Николаю. — Сейчас рванёт!

Горсточка оставшихся в живых матросов во главе с мичманом и прапорщиком рванулась вперёд. Николай схватил валявшееся в пыли на дороге ружьё с длинным трёхгранным штыком и, приказав матросам:

— Прикрывайте с боков! — ринулся на французов, пытавшихся окружить их маленький отряд.

Ещё в училище для квартирмейстеров он был первым по штыковому бою, а потом и сам учил молоденьких новобранцев этому искусству. Николай бежал вперёд, делая молниеносные выпады. Вражеские пехотинцы падали, поражённые штыком в шею или горло. Муравьёв сломя голову нёсся в гору. Вот снова перед ним появился пехотинец в синем мундире. Прапорщик уверенно отбивает направленный ему в грудь удар и резко бросается вперёд — штык в горле у француза. Противник ещё не успел с хрипом упасть, как Николай уже пронёсся мимо. Так матросы Гвардейского экипажа во главе с неутомимым мастером штыкового боя, как мощным ледоколом, проломили ряды смыкающейся вражеской пехоты и пробились в расположение егерей на вершине правого берега. Но только тут, переводя дух, Николай осознал, что не слышал взрыва. Он взглянул вниз на горящий, но целый мост. По нему бегали солдаты в синих мундирах и сбрасывали пылающий и чадящий клубами чёрного дыма хворост и солому в воду.

— Почему не было взрыва? — накинулся он на мичмана.

— А чёрт его знает! Может, Гмызу убило, может, шальная пуля перебила запал… да много чего могло случиться! — ответил мичман, морщась. Ему один из матросов перевязывал раненое плечо.

— А в результате приказ не выполнен, чёрт побери! Мост у французов, — выругался Николай. — Вот тебе и раз плюнуть, — передразнил он недавние слова самоуверенного мичмана.

— Да не гоношись, ты, штабной, сейчас что-нибудь придумаем. Кстати, как тебя зовут? Хоть ты и квартирмейстер, а воюешь лихо.

Они познакомились. Главой отряда Гвардейского экипажа оказался Михаил Николаевич Лермонтов.

— Вот что, Николай, сейчас наши егеря, как я вижу, собираются контратаковать эту прорвавшуюся сволочь. Собери группу егерей со штуцерами[16] и поставь им задачу обстреливать мост — прикроешь этим меня. А я с парой матросиков зайду вон там сбоку, где ивы к самой воде спускаются, и за прикрытием из камышей и осоки, которые, слава богу, у берегов густо растут, проберусь вплавь к мосту и взорву эту проклятую бочку с порохом, будь она трижды неладна.

Вскоре Николай уже сам вместе с лучшими стрелками первого батальона 19-го егерского полка стрелял из штуцера по синим фигуркам у моста. А в это время три моряка пробирались вдоль берега, скрываясь за камышом. Но французы всё же заметили моряков. Николай увидел, как один из матросов дёрнулся и, широко расставив руки, упал в воду, окрасившуюся вокруг его головы красным цветом. Течение медленно уносило его труп вниз.

— Вот теперь пора, господин полковник, — обратился Муравьёв к стоящему рядом с ним командиру егерской бригады Николаю Васильевичу Вуичу, которого квартирмейстер штаба главнокомандующего посвятил в планы взорвать мост за спиной неугомонного полка неприятеля.