Как-то раз юз-баши Еш-Незер прошептал на ухо капитану, когда он читал по-английски «Илиаду» Гомера в тени склонившихся над водой хауза развесистых ив, что в комнате нужно разговаривать и по-русски осторожно, так как за стеной там сидит знающий русский язык верный человек хана и подслушивает всё, что говорят Муравьёв и его переводчик. После этого благодарный капитан стал частенько приглашать к себе на чай симпатизирующего ему хивинского сотника, а заодно расхваливать Мухаммед-Рахим-хана и по-татарски, и по-русски, вспоминая совет, данный ему Ермоловым, не скупиться на лесть. Николай также подарил юз-баши Еш-Незеру несколько соболей и дорогое английское, богато украшенное ружьё. Сотник, выходец из семьи хивинского мелкого земельного владельца, исконно ненавидящий и персов, много раз разорявших его страну, и кровожадных ненасытных кочевников, к которым, кстати, принадлежал и сам хан, был очень доволен подарками и, расчувствовавшись, поведал русскому послу, что многие из его среды, состоятельных узбекских земледельцев, смотрят на русского соседа не только без неприязни, но и даже с надеждой, что могущественный белый царь смог бы установить в междуречье Амударьи и Сырдарьи твёрдый порядок и защитить трудолюбивых дехкан[30] от грабежей кочевников, а заодно и от беспардонных поборов местных властей, не ограниченных никакими законами.
— Ведь налаживается мирная жизнь на том же Кавказе: без грабежей горцев и персов развивается успешно торговля, богатеют и города, и местные владельцы, и трудолюбивые дехкане. Нам об этом рассказывал мулла из Дербента, привёзший учиться в хивинское медресе[31] своих сыновей. И мусульман белый царь не притесняет, — проговорил тихо, склонившись почти к самому уху Муравьёва, осторожный и здравомыслящий юз-баши.
А Николай понял, что нашёл союзника среди хивинцев, и в будущем именно на этот слой трудолюбивого крестьянства и мелких земельных собственников и нужно опираться русским политикам, утверждая своё влияние в Средней Азии. Ну а пока русский офицер, несмотря на всё противодействие, всё же выполнял порученное дело, его судьба решалась в ханском дворце. Мухаммед-Рахим-хан пригласил ближайших советников, чтобы решить, как же поступать с русским послом.
Первым на совете выступила главная духовная особа ханства — мулла Кази. Он, выпучив свои круглые, мутные глаза на широкоскулом, жёлтом лице и поглаживая седую редкую бородку, авторитетно и даже поучающим тоном произнёс:
— Неверного нужно вывезти в пустыню и зарыть живьём в глубокой яме.
В зале, где собрался государственный совет, наступило тяжёлое молчание. Все напряжённо следили за выражением лица хана. Тот же молча смотрел на муллу. Его крупное белое лицо и мощная, как у буйвола, шея стали медленно багроветь. Мухаммед-Рахим часто задышал. Приближённые втянули головы в плечи.
— Я полагал, что у тебя ума палата, а вижу, что ошибался, его, оказывается, меньше, чем в этой пиале, — медленно, явно с трудом сдерживая себя, проговорил хан, обращаясь к мулле. — А что, если после того, как я убью этого русского, его белый царь пошлёт сюда два войска? Одно из-за Каспия вместе с сардарем Ермоловым, который беспощадно всё крушит на своём пути и вырезает целые аулы, когда ему пробуют перечить горцы на Кавказе, а другое из Оренбурга. Придут они сюда, с тысячами пушек и с ордами кровожадных казаков, разнесут в пыль стены Хивы и повытаскивают моих жён из гарема. Правда, шайтан их забери этих жён, — уже потише пробормотал Мухаммед-Рахим, — не в них дело, я бы их и даром отдал тому, кто увёз бы этих злых мегер куда подальше, но ведь и наши головы окажутся на казацких пиках.
Хан посидел, помолчал и, успокоившись, обратился к советникам с тем же вопросом. И естественно, все они наперебой начали предлагать сохранить жизнь неверному. Старый ханский визирь Мехтер-ага даже предложил поскорее принять с почестями русского посла и отправить в свою очередь своего к белому царю с подарками.
— А может, это и не посол вовсе, — вдруг сказал хан, в сомнении качая головой. — Может быть, это кровожадный Ермолов подослал к нам своего лазутчика, чтобы он высмотрел пути к Хиве, а на следующий год и сам объявится под нашими стенами?
Все замолкли, почесали в бритых затылках и так же дружно начали советовать убить подлого неверного.
— Вы мне совсем голову заморочили! — прорычал хан и поднялся во весь свой двухсаженный рост. — И убивать, и не убивать, и отпустить, и не отпускать, и наградить, и не награждать?! Как же вас понимать, советнички? Всё! Вы мне надоели, безмозглые бараны! Пошли вон! — рявкнул хозяин Хивы и, пнув попавшуюся под ногу расшитую серебром подушку, пошёл тяжёлой походкой из залы, но вдруг остановился и, обернувшись, приказал своему визирю: — Пускай посидит этот неверный в Иль-Гельды, присматривать за ним внимательно, обо всём, что он говорит и с кем встречается, мне докладывать немедленно, а если он убежит, то сниму с тебя твою плешивую, пустую башку.