Судьба генерала

Остановились путешественники у караван-сарая, расположившегося у большого крытого рынка, похожего на огромную крепость. Сулейман-хан довольно быстро снял комнату и поручил слуге отвести лошадей в конюшню. Вскоре два путника, одетые в скромные цветные халаты и чёрные тельпеки — барашковые туркменские шапки, — надвинутые низко на глаза, прошли в крытую галерею базара. Они не торопясь шагали длинными коридорами с высокими сводчатыми потолками, в отверстия которых падали прямоугольники дневного света под ноги прохожих. По обе стороны в многочисленных лавках можно было видеть всё, чем славились Хива и прилегающие к ней страны. Здесь можно было купить и яркие шелка, и расшитые пёстрые сапожки — ичиги, и тёплые ватные халаты, и огромные бараньи шапки, и ковры, и большие красочные платки, и серебряные и медные изделия, и, конечно же, разнообразные восточные сласти и пряности. Сулейман-хан и майор Бартон подошли к лавке ковровщика, приценились к роскошным персидским коврам и, лениво переговариваясь с хозяином, меднолицым, узкоглазым узбеком, прошли в заднее, складское помещение, где расположились на небольшом красновато-чёрном туркменском ковре, солидно, небрежно торгуясь и неспешно глотая терпкий кок-чай из маленьких голубых пиалок. Когда Сулейман-хан убедился, что они одни, он протянул купцу половинку старинного серебряного дирхема. Узбек вынул другую половину монеты и сложил их. Надпись и узор совпали.

— Хош, — проговорил широко заулыбавшийся купец и приложил руку к сердцу, подобострастно кланяясь. — Я сейчас же провожу вас к моему господину.

Так наши путники снова оказались на улочках города. После десятиминутной прогулки они остановились перед резной деревянной калиткой в высоченной стене глинобитного дувала. На условный стук она мгновенно бесшумно отворилась на хорошо смазанных железных петлях. Сулейман-хан и англичанин оказались в богатом доме, состоящем из множества побелённых внутри и снаружи построек, чередующихся с небольшими двориками и садиками с маленькими прудами. В одном из уютных залов с резными деревянными колоннами, сплошь устланном дорогими персидскими коврами, их встретил сухенький старичок с длинной, крашенной хной бородой и в персидском остроконечном чёрном кулахе из дорогого каракуля на голове.

   — Я уже давно ожидаю людей достопочтенного Мирзы-Безюрга, — проговорил он и пригласил гостей садиться на мягкие подушки.

Это был влиятельный ханский чиновник персидского происхождения Ат-Чанар. Его сын Ходжаш-Мегрем был любимцем повелителя Хивы Мухаммеда-Рахима. Поговаривали, что он был любовником свирепого хивинского хана, который к концу своей бурной и отнюдь не праведной жизни пристрастился к смазливым юношам, забросив свой многочисленный гарем. Пришельцы из пустыни Каракумы с интересом всмотрелись в узкое, кривое лицо с проворными, чуть подслеповатыми, вечно щурящимися глазками. Они были наслышаны о цепкой, баснословной жадности этого старикашки, который с удивительной проворностью использовал фавор своего ленивого и порочного сына, чтобы стремительно превратиться в одного из самых богатых и влиятельных лиц в Хивинском ханстве.

После длинных и витиеватых вежливых фраз, столь неизбежных в начале любого разговора на Востоке, майор Бартон наконец-то взял быка за рога:

   — Что слышно о прибытии русского посла Муравьёва в Хиву и как к его визиту относится сам Мухаммед-Рахим-хан?

   — Наш хан не знает, на что решиться, — проговорил Ат-Чанар, ехидно улыбаясь сухими старческими губами. — С одной стороны, он хотел бы просто содрать с русской неверной собаки кожу и набить её соломой, как поступили сто лет назад с другим русским послом Бековичем, но сейчас уже не те времена, и хан не решается на такие действия. Он ведь побаивается русских, особенно сардаря Ермолова, который железной рукой наводит порядок на Кавказе. С другой стороны, до него дошли слухи, что русский везёт дорогие подарки. «Почему бы их не получить, — рассуждает наш повелитель, — отделавшись лишь общими словами, и попросту выпроводить непрошеного посла вон?» Но ему вчера сообщили, что этот русский ведёт подробные записки и чертит карту своего пути. Так может быть, это лазутчик, прикинувшийся послом? А на следующий год, если его отпустить подобру-поздорову, сюда нагрянет Ермолов со своими казаками? Вот и мучается наш господин. Совсем спать перестал, как сообщает мой горячо любимый нашим повелителем сын Ходжаш.

   — Так и надо сейчас на колеблющиеся весы ханского мнения подбросить гирьку в нашу пользу, — проговорил Сулейман-хан, криво улыбаясь. — Расскажите хану, что неверный снюхался с разбойником Тачмурадом, который обязался за хорошую мзду провести русские войска прямо под стены Хивы.

   — Можно, конечно, но ведь это только слова... — неопределённо протянул Ат-Чанар.