Судьба дворцового гренадера

- Запрягли четверик - не скрянуть, запрягли шесть коней - копыта в землю уходят, а воз стоит, - рассказывала Анна Тихоновна. - Монахи скопом толкают, за колеса тянут - нет, не сдвинуть! Ну, видят, угодник-батюшка с нашего места идти не хочет. Делать нечего, сняли с воза - разом его вперед рвануло, кони играют, бежать рвутся. Тут и оставили. Сначала часовенку над ним срубили, после церкву, а вот и соборный храм.

- А серебряну одёжу когда ж на него надели? - спросил унтер, точно как в детские годы, чтоб могла рассказать любимое.

- Мир его обряжал, - наставительно кивала Анна Тихоновна. - Афонские старцы в одной крашенине святителя оста

вили, а в ногах кружечку приладили - кто грошик, а кто семишник пустит. Вот и собрали за триста лет на серебряну одёжу.

Иванов помнил и другое предание, которое матушка не любила, как всё, до войны касаемое. Будто Николу завезли сюда литовцы, когда шли на Куликово поле татарам на подмогу. Да не поспели к сражению, узнали, что татары разбиты, и, побросавши обоз, побежали в свою землю. А русские средь другого добра сыскали Николу и поставили в часовенку.

- А зачем, маманя, он саблю да церковь в руках держит? - спросил унтер, опять как, бывало, в детстве.

- Чтобы храмы божьи от ворога сберегать, - отвечала она. - С татарских времен к нам никто не бывал. В Москву и то француз зашел, а сюда угодник не пустил...

Вот и Козловка. Белеет церковь, около - кресты меж деревьев.

- Зайдем, маманя, к Дашуте на могилку, - сказал Иванов. - Помнишь, где схоронена?

- Как не помнить. Да не здесь она. Тут господа да дворовые, а хрестьяне - за околицей, на погосте. Забыл, видно?..

- Так пойдем туда аль устала?

- Какая усталь!

За церковной оградой, вдоль которой теперь шли, увидел высокий крест, окрашенный голубой краской.

- А тут кто же?

- Барин прежний, Иван Евплыч.

- Прибрался-таки. Когда же? - приостановился унтер.

- Под троицу. Сказывали, выплатил новый каки-то деньги, вот и закутил опять вино разное, дичина, баб дворовых песни играть да плясать заставил. А сам все пил да пил. Так с куском во рту и завалился. Сходи, коли хошь, поклонись...

Иванов не ответил и пошел дальше рядом с матушкой.

В полуверсте за околицей, окруженное пашней и огороженное валом, желтеет деревьями крестьянское кладбище. Тропки ведут к могилам, вокруг других трава высокая - давно никто не бывал.

- Вот Дашута, сынок, и с младенчиком...

Обложенный дерном холмик, серый от дождей, некрашеный, но крепкий крестик.

Иванов стал на колени, поклонился в землю:

- Даша, Дашенька... И лицо твое запамятовал... Что-то светлое, туманное видать будто, да волосы русые, да глаза лазоревые... А Кочет проклятый не объявлялся? - спросил, встав с колен.

- Откуда же ему взяться? - ответила Анна Тихоновна. - Верно, на отъезде и порешили его мужики за добрые дела.

- Сболтнул кто-нибудь про то спьяна? - спросил Иванов.

- Никто не болтал, и ты забудь мой глупый сказ. Всяк бы ведь хотел, чтоб уходили проклятого... Вот и еще могилка наша... - Она перешла к соседней, с дубовым крестом, поклонилась.

- А тут кто же?

- Степанида, Михаила нашего же на, - То-то вчера ее не видел. Да и спросить забыл, как в глаза не знавал. Что же с ней попритчилось?

- Бык господский прошлую осень забодал. Сорвался с цепи, к стаду бег да по дороге ее и поддел на рога. А уж вот божья душа была! Ладно, что хоть тут же и дух вон.

- А Михаиле как?

- Как?.. Раньше, бывало, к солдатке одной в Голино хаживал, а как Степанида померла, ни на кого не глядит. И то сказать: такую еще разве сыщет?..

- Матушка, а где же Сеня-братец, что после крестного хода на Куликовом поле помер?

- Вот. - Она указала на еще один дерновый холмик со старым крестом. Тут, Санюшка, и еще двое старшеньких, которых не помнишь... Что слез пролито - море!

Помолившись, вышли с кладбища.

- А новый каков? - спросил Иванов. - С ним толковать завтра.

- Покуда три шкуры не дерет, баб да девок не трогает.

Сказывают, денег на казенной службе много нагреб. То дед знает, от его дворовых слыхал, что десять лет казаков каких-то усмиряли да обдирали. С таким, сынок, торгуйся, как с цыганом, да пужни, что от царя близко служишь.

- Хоть близко, да чином низко, - сказал унтер и засмеялся.

- Чего ты? - удивилась Анна Тихоновна.

- Есть у меня приятель, служим вместе, так он завсегда эдак складно болтает, как у меня сейчас вышло.

Пока ходили в город и на кладбище, дома бабы по приказу деда напекли и наварили столько, что к обеду пришли шестеро соседей. Трое из них и брат Яков быстро захмелели, завели было песни, но, добавивши, сникли и были стащены на сеновал.