Читаем Судьба дворцового гренадера полностью

Федот радовался за Иванова наравне с Анной Яковлевной, сообщал унтеру, что князь приказал уже послать в штаб гвардии бумагу о выписке подорожной, что заготовили отпускной билет на три месяца. Обещал так учить Машеньку, чтобы к своим пяти годам, к отцовскому приезду, стала читать, как взрослая.

Во время одного из подобных разговоров, происходивших сентябрьским днем в канцелярии, писарь вдруг замер на полуслове. Иванов решил, что Петух над ними снова заиграл на гитаре или еще что выделывает, но Тёмкин указал на открытое окно, где слышались голоса, и унтер уловил такой знакомый звук звяканье колец на ножнах палаша, когда его поддерживают за эфес.

- Ш-ш-ш! - прошептал Федот благоговейно. - Пушкин!

Он на цыпочках подкрался к окну и, прилегши на подоконник, выглянул на Миллионную.

Иванов тихонько подошел следом и также посмотрел на тротуар под окнами.

Там остановились трое знакомых унтеру господ. По тому, как стояли, можно было предположить, что шедшие из Шепелевского дома Жуковский и Пушкин встретили здесь ротмистра Лужина.

- Ну, прощай, сват. Не проиграйся нынче, как третьего дня.

Хотя, знаю, давать советы куда легче, чем самому вовремя отойти от стола, - говорил Пушкин. - А ты знаешь ли, Василий Андреевич, что Лужин мой сват?

- Как же! - ответил Жуковский. - Тебя сосватал, а сам еще долго на такой шаг не отваживался. Однако и сейчас ротмистера по старой памяти к фрейлинскому подъезду притягивает.

- Полно, Василий Андреевич, - смеялся Лужин. - Вам не к лицу злословить. К тому же именно вы частенько по Комендантской лестнице из парадного этажа не вниз, а вверх направляетесь.

- Ну, я-то "монашеским известен поведеньем", как покойный Грибоедов писал...

"Какой же он сват? - думал Иванов, когда они разошлись. - Будто Тёмкин говорил, что жену Пушкин из Москвы привез..."

- А вы знаете сего офицера? - спросил Тёмкин.

- Один из благодетелей моих, старанием коих в сию роту попал, - ответил унтер и рассказал про Лужина.

Накануне отъезда Иванов разводил дежурных в Эрмитаже.

В Предцерковной встретил полковника, шедшего с доклада министру.

- Освободясь, приди к нам на квартиру, - приказал он.

"Верно, наставление хочет дать", - решил Иванов.

Когда унтер вошел в полутемную прихожую, Качмарев сам закрыл за ним дверь на задвижку.

- Горничную услали, кухарка вовсе оглохла, так что болтать никто не будет. Жена моя хочет тебя в дорогу благословить.

Чувствительная полковница ждала около накрытого стола, на котором блестел поднос с бутылкой, рюмки и ваза с печеньем.

А пониже груди она прижимала иконку в серебряном окладе.

- Хочу тебя, Александр Иваныч, напутствовать, - сказала Настасья Петровна и слегка шмыгнула уже мокрым носом.

- Спасибо, матушка, - сказал унтер. "С чего бы она, как поп какой? Или оттого, что детей нету?.." - подумал он.

- Стань на колени, - шепнул Качмарев.

Исаков сделал как велено, и Настасья Петровна крестообразно осенила его иконой и дала поцеловать, приговаривая:

- Ну, дай бог всему задуманному тобой сбыться... - Что-то еще пошептала и добавила: - А образ сей с собой всюду вози, он тебе поможет. Ну, вставай теперь. Наливай, Егорушка, наливку. Положи, положи икону на стол, не пей с ней в руке...

- Как на войну меня провожаете, - сказал Иванов, беря рюмку, протянутую Настасьей Петровной.

- На подвиг едешь не хуже военного, - наставительно молвил Качмарев. Часто ли такое видим? Говорю, как сыну, что горжусь, что ты в моей роте сыскался. Ну, поцелуемся, и ступай, готовься к отъезду.

В этот вечер засиделись за самоваром, обсуждая поездку.

Анюта уже уложила чемодан и теперь зашивала ассигнации в новый черес.

- Я почти все деньги с собой беру. Тебе на три месяца всего двести рублей оставлено, - говорил унтер.

- Мне бы спокойней, кабы всё дочиста взял, - отвечала жена. - Я здесь всегда занять у Карловны, у Качмаревых могу, да еще в копилке рублей тридцать. А тебе где взять, ежели, как липку, чиновники обдерут? Обратно пешком пойдешь?

- Не бойся, до Москвы доберусь хотя на своих конях, а там князя Ивана Сергеевича сыщу. Мне на дорогу поверит. То уж самый крайний случай... Ну, пора, матушка, на боковую.

- Обещайся только, Санечка, что дрожки возьмешь, не потащишь на плечах укладку в такую даль. Не жалей двугривенного...

...Сговорено было, что с Сергиевской тронутся в девять, но Иванов подъехал к дому Пашковых, когда не было восьми и дворники кончали мести улицу. Отпустил ваньку, поставил чемодан у подъезда. И чего Анюта так рано отправила? Сама опоясала чересом, торопила бриться, кормила, поила. Когда уже поцеловал сонную Машу и простился с Лизаветой, еще долго крестила. Когда уже шел по двору, то окликнула в окошко, и он помахал ей свободной рукой.

Но вот дорожная карета четвериком в ряд выехала со двора и завернула к подъезду. На задке притянуты ремнями большие чемоданы. Одновременно швейцар распахнул парадную дверь:

- Пожалуйте, ваше благородие, господа наверх вас просят.

Шинель и шляпу позвольте, чумадан велю на карету вязать.

Лакеев нынче не видно, пошел один. Заслышав шаги, Павел Алексеевич вышел из неизвестной еще унтеру столовой комнаты.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
1917 год. Распад
1917 год. Распад

Фундаментальный труд российского историка О. Р. Айрапетова об участии Российской империи в Первой мировой войне является попыткой объединить анализ внешней, военной, внутренней и экономической политики Российской империи в 1914–1917 годов (до Февральской революции 1917 г.) с учетом предвоенного периода, особенности которого предопределили развитие и формы внешне– и внутриполитических конфликтов в погибшей в 1917 году стране.В четвертом, заключительном томе "1917. Распад" повествуется о взаимосвязи военных и революционных событий в России начала XX века, анализируются результаты свержения монархии и прихода к власти большевиков, повлиявшие на исход и последствия войны.

Олег Рудольфович Айрапетов

Военная документалистика и аналитика / История / Военная документалистика / Образование и наука / Документальное