Судьба дворцового гренадера

- Мне тоже ворожея сулила, что дом каменный наживу, - заметил Тёмкин. А пока за душой только тетрадки со стихами, гребешок да щетка, которую Александр Иванович подарили.

- Твое время не ушло, - заверил Иванов. - Выйдешь в чиновники, женишься на богатой - вот и дом готовый.

- А тебе как верно, Сашенька, - напомнила Анна Яковлевна, - барыня в Лебедяни нагадала: все по ее слову сбывается.

Иванов рассказал, как в 1818 году едва не наложил на себя руки от жестокости эскадронного командира, как стараниями двух боевых товарищей был переведен в ремонтерскую команду, шедшую в Лебедянь, и там через унтера Красовского увидел одну барыню, у которой бабка была цыганка, и что предсказала ему по руке и на картах. Рассказал и то, как часто пенял ей, пока казалось, что зря сболтнула, будто "в сорочке родился", а потом вдруг попал в роту, через два года нашел Анюту, а нынче еще в "благородия" вышел.

Тут переглянулся с женой - дальше надо бы рассказать, что обещала Дарья Михайловна исполнение самого главного, о чем тогда даже не мечтал, но вскоре замыслил и к чему сейчас почти приблизился. Но об этом ведь никому не говорено.

Смолчал и теперь.

Вскоре гости ушли. Анюта с Лизаветой стали мыть посуду.

Иванов хотел было им помочь, но сказали, что справятся, и остался один за столом. Вот ведь дожил, что может посидеть при свече без дела, раз еще спать не хочется... Конечно, Пушкина стихи про Олега - не больше как сказка старинная, но ведь бывают же верные предсказания... По Дарьи Михайловны словам все пока исполняется. Только бы еще своих выкупить.

А последнее предсказала о пламени и дыме. Что оно значит?

Как Красовский тогда шутил, геенну огненную, в которой за грехи гореть будем?.. Да что про то думать! Выполнить бы заветное, а там поглядим...

Перед рождеством выплатили жалованье за последнюю треть 1834 года, и унтер понес Жандру сто пятьдесят рублей. Шел и думал: значит, теперь в казне три тысячи триста пятьдесят рублей, - сумма знатная, и, видать, она пойдет прирастать куда быстрей. Пожалуй, можно бы уже начать прицениваться к покупке, кабы додуматься, как лучше: самолично, взявши отпуск, съездить в Козловку аль сначала отписать? И кому писать-то?

Самому ли Ивану Евплычу или отцу с братьями, чтоб верней все расчесть. Так письмо-то получивши, кого-то грамотного читать позовут, отчего сряду же барину станет известно...

Сдавши деньги Жандру, пересказал, что думал, и услышал:

- И мы про то же судили, да вспомнили, что у покойного Грибоедова в твоих краях друг закадычный живет, у которого "Горе" свое дописывал. Жандр открыл записную тетрадь.

- Как же, - подтвердил Иванов, - они и мне про то изволили поминать, спрашивали, близко ли нашего села вотчина генерала Измайлова, которого за сущего кровопийцу в округе почитали...

- Нашел, - прервал его Жандр. - С тех пор у меня и значится, как писать отставному полковнику Степану Никитичу Бегичеву в деревню и в Москву. Сейчас-то, верно, в Москве живет. Так вот, мы с Варварой Семеновной и придумали ему как человеку самых благородных правил все дело описать и совета просить, не знает ли помещика, кому принадлежат твои родичи, или дворянского предводителя и кому лучше к ним обращаться:

мне ли, с превосходительным чином, представляя себя посредником, или тебе как покупщику.

- Понятно, хорошо бы такое письмо отписать, - согласился Иванов, - хотя и совестно их да и вас беспокоить.

- Чего совеститься, когда друг наш общий тебя при мне обнимал и целовал, что в письме сем не премину сообщить, - сказал Жандр. - И речь ведь пойдет о деле подлинно благотворительном. Ну, диктуй, как деревня твоя и как помещик зовутся... Евплыч? Экое отчество редкостное!.. Да постой прощаться. Хочу еще спросить: читал ли вам писарек, про которого сказывал, новую поэму Пушкина про наводнение 24-го года?

- Никак нет.

- Ну и не надо, особенно Анюте, того слушать. Бедствие ужасно изображено. Что старше Пушкин становится, то сильней пишет...

На другой же день унтер спросил Тёмкина:

- Знаешь ли господина Пушкина новые стихи про наводнение?

- Как же, знаю-с, хотя нигде не печатаны.

- А чего же нам не читывал?

- Боюсь, Анна Яковлевна плакать станут. Там ведь про старушку с дочкой-девицей потонувших. Как ей своих не помянуть? А вам извольте, хоть сейчас наскрозь прочту.

- Ужо с дежурства зайду. Так хорошо писано?

- Хорошо - слово тут слабое. Душу лихорадкой бьет от восторга и жалости, ей-богу-с! А сказывают, что тогда в Одессе находились, но чисто как чародей все увидели... А я вот каков невезучий - ни разу им в лицо близко не взглянул. Все со спины аль с бочка да мельком. А вы их поблизости видели?

- Нет, чтобы совсем вплотную, того еще не случалось.

Через день, будучи дежурным по смене, Иванов после очередного обхода постов пришел в канцелярию, когда Федот уже складывал бумаги в стол. И тут, присевши насупротив писаря, выслушал всю историю про бедного Евгения. Когда чтец дошел до строк:

...Несчастный

Знакомой улицей бежит

В места знакомые. Глядит,

Узнать не может. Вид ужасный!

Всё перед ним завалено;

Что сброшено, что снесено...