- Полагаю, что, ежели не заломит барин несообразного, за мужиков-работников придется дать рублей по сту, за бабу в средних годах по пятьдесят, за стариков и малолетков по тридцать рублей. Так на семейство родителя моего из двенадцати душ уж сполна хватит накопленного. Но ведь надел ихний со всем строением и скотом также приобресть предстоит, чтобы могли и дальше с него кормиться.
- Значит, следует тебе еще рублей двести-триста серебром добавить, заключил Жандр. - Крепись, Александр Иванович, не так уж много осталось.
Этой весной, когда по Неве прошел лед и только что снова свели мосты, Иванов встретил художника Голике. Толстощекий немчик шагал по Миллионной, блаженно щурясь на солнце и бодро выбрасывая вперед конец щегольской трости. Сразу узнал гренадера, остановился и спросил приветливо:
- Как поживаете, господин кавалер?
- Покорно благодарю. А вы каково?
- Отлично-с. Сейчас от одного коммерции советника расчет получил за портреты его с супругой. Очень им угодил, и полторы сотни золотом за пару мне вручили. - Голике распахнул добротную шинель и похлопал ладонью по карману панталон, где забренчали монеты. - И ведь как вышло: портреты закончил, на другой день назначили за деньгами приехать, а тут ледоход, мосты разводят, и две недели на острове заперт - я лодками в ледоход боюсь ездить... Но вот пожалуйста, только что сделали мне полный расчет, даже лучше вышло, оттого что увидел свою работу уже в гостиной, в богатейших рамах висят... - Немец говорил и говорил, все щурясь на солнце, как сытый кот. - Они на Моховой собственный дом имеют, и я оттуда Летним садом прошелся, где первые листочки наблюдал, да сюда, в прежде столь знакомую местность... Когда хорошо поработаешь, то имеешь право и погулять. Не правда ли, господин кавалер?
- А то как же! - сказал Иванов неопределенно. Ему не нравился этот сытый хвастунишка, и он спросил, о чем думал с первой минуты встречи: - А как Александр Васильевич поживает?
- Поступки его мне непонятны, - поднял белесые брови Голике. - Вольную ему господа выдали. Сам государь за то золотую табакерку в три тысячи владельцу послал. Кажется, что лестней такого внимания для художника? А он все недоволен
жизнью, все покойного учителя нашего сэра Джорджа поносит и ровно ничего не желает для заработка писать. - Немец недоуменно вздернул плечи и поправил пуховую шляпу, собираясь двинуться дальше.
- Так и, верно, ему от англичанина тяжко доставалось, - сказал Иванов. - Не зря же Общество попечения за него вступилось.
- Конечно, нам бывало весьма тяжело, - согласился Голике. - Но зато и выучились многому. Я так и рекомендуюсь заказчикам - ученик покойного сэра Джорджа Доу, почетного члена многих иностранных академий. И, поверьте, отчасти за такой титул по семьдесят пять, а то и по сто рублей за портрет беру. Вовсе не от Академии мое умение, курс которой закончил прошлый год, чтобы звание получить, - всё от господина Доу перенято. Я даже портрет его по прежним наброскам написал, будто в саду на скамейке сидит. И тут же мы с отцом и двое моих деток резвятся с белым барашком, как у Иоанна Крестителя. А невдалеке в беседке жена моя...
- А как у Полякова с учением? - спросил гренадер.
- Можно бы счесть, что и он курс закончил. Но по строптивому характеру в Академии о документе не хлопочет. А во-вторых, хворает много - всё кашляет да плюет. Я его больше к себе не приглашаю, у меня ведь дети. Ну-с, желаю здравствовать.
Спешу на обед к нашему пастору.
На неделе Иванов собрался навестить Полякова. Анна Яковлевна, которой пересказал встречу с Голике, собрала корзинку разной еды - жареного мяса, пирожков, ватрушек, банку варенья.
- Скажи, что раз в гости не дозваться, так ты к нему попрежнему, по холостяцки, - наставляла она мужа. - Я, мол, посылаю, чем угостила бы. Или иначе придумай, чтоб не обидеть...
Но говорить ничего не пришлось - квартирная хозяйка сказала, что художник ушел не так давно, куда, не сказывал. А на вопрос о здоровье жильца ответила сердито:
- Был бы сыт да здоров, кабы лики царские, как раньше, купцу готовил. А разве с одного чая пропитаешься? Извел меня кашелью. Только глаза заведу бух да бух! Давно бы отказала от квартиры, да жалею: куда такой пойдет?
- Дозвольте гостинцы ему оставить, - попросил Иванов.
- Тут на табуретку становьте, - указала хозяйка. - Комнату, вишь, запирать стал. Богатства свои берегёт!
Гренадер ушел, жалея, что не застал Таню. Она бы пообстоятельней рассказала, особенно если без хозяйки. Хотя и так понятно, что дела Полякова нехороши.
В этом году Иванов пасхальной ночью дежурил в залах, ближних к дворцовому собору, и потому всю заутреню выстоял в Предцерковной, слушая прекрасное пение придворного хора.