Судьба дворцового гренадера

- Да нет, кажись... А началось знакомство с того, что отец ее единственный здесь, кто латинский язык любит и понимает; Филофей, что и знал, давно забыл... Так знаешь ли, что тебе на прощанье скажу? - спросил Красовский.

- Что, костыли оставя, отважишься к твердыне сей подступить?

- Может быть. Но сейчас не о том хотел. А что за годы, которые не видались, ты много в образовании преуспел. Да нет, не в образовании, а в воспитании, что ли. Созрел как-то, посолдатски сказать - обтесался. Говорить и держать себя иначе стал.

- Неужто?.. Оттого, может, что по многу часов в канцелярии за бумагами провожу, а писарь там такой книжный, каждое воскресенье у нас обедает и вслух Пушкина или еще кого читает.

Обхождения же больше набрался от нескольких господ, которые много добра мне сделали. И от Анюты, понятно... От нее слова плохого никогда не слышал... Так как же насчет вдовой госпожи напоследки скажешь?

- Немало в сем случае от средств денежных зависит. У ней ничего нету, кроме пенсии мизерной за мужа, отцовской тоже пустяковой да домика здешнего с садом, а у меня скоплено за все офицерские годы всего три тысячи ассигнациями. На что жить станем, ежели из-за ноги в отставку пойду, казенной квартиры и прислуги лишусь и сам на пенсию малую сяду?

- Вот к Пашкову на службу и поезжай с женой, тестем и Филофеем. Не хуже здешнего жить будешь.

- Частная служба неверная. Сегодня камергер жив, а завтра? Respice finem [Предвидь конец (лат.)], то есть старайся в будущее заглянуть...

- Так ведь и все мы не вечны...

- Хорошо. На что решусь, тебе тотчас отпишу. А пока ведика Филофея спать да сам ложись. Просить еще откладывать отъезд совесть не велит, хотя и жаль расставаться.

Кожа на кибитке и фартук оказались весьма к месту. Непрерывно сеял осенний дождь. Лошади шли почти все время шагом.

Через час от них повалил пар.

- Этак в сутки одну станцию едва проедем, - сказал Иванов.

- Только нонче так прошлепаем, - возразил Михаиле. - Разленились на даровом овсе, а ужо разбегутся.

- Не жалеешь, что меня сюда повез?

- Что вы, дяденька! Век бы на сем заводе служил. В последние конюхи, не то в табунщики пошел бы. И жить безбедно можно: всем огороды отводят, да строй мазанку - хитрое ли дело?

- А вот майор мой, ежели нога полностью не выправится или если начальник завода, что в Харькове живет, в отставку уволится и нового ему на шею посадят, видно, отсюда уедет.

- Все слышал от ихних денщиков. Однако и господин Мухин меня на завод звали. А вольных табунщиков и конюхов там больше, чем солдат, и жалованье им такое, что со своим огоропрожить можно.

- Чего же раньше не сказал? Я бы Красовскому тебя ре

комендовал, пока за начальника командует. Да ведь и неизвестно, пойдет ли в отставку. Тоже с конями расставаться жалеет.

- Так я там не сознавал, а как поехали, то и защемило, что более не увижу такой красы.

- Хороша краса в дождь и слякоть по степи мотаться.

- Все равно, лучше коня животной нету. С жеребятами век бы возился. Такие игруны - глаз не оторвешь!

"Кому что, - раздумывал Иванов. - Вот я полжизни около лошадей кружился, но чтоб лучше таких заводов места не сыскать, никак не скажу. А в Козловке на нонешний надел и без него работников довольно".

На четвертый день пути похолодало, на пятый мороз сковал грязь, отчего коням стало легче, но путников трясло куда сильней. На восьмой пошел снег и в сутки угладил дорогу. До дома добрались на двенадцатый вечер, и унтер первым делом просил истопить баню.

И снова выдалось блаженное утро, когда проснулся на печи от потрескивания растопок и услышал матушкин негромкий голос, задававший тем же ребятам загадки:

- "Сел на конь да полезай в огонь". Ну, глядите, от вас вовсе недалече конь-то рогатый стоит.

- Горшок с ухватом, - догадался мальчик.

- "Еду не путем, погоняю не кнутом. Оглянусь назад - следу нет". Что ж такое?.. Ну в лодке же едут... Запомнили?

А то еще: "Лежит свинка, железная спинка, хвост альняной..."

- Иголка с ниткой, - подал голос с печки Иванов, помнивший эту загадку с детства.

- Проснулся, Санюшка? Отошли ребрышки с дороги? Вот тебе катанки. Ступай-ка умываться да садись яишенку снедать.

В уездном суде все прошло гладко: вписали купчую в шнуровую книгу, сняли с нее копию, которую вшили в другую книгу, взыскали за гербовую бумагу десять рублей, выпросили еще двадцать пять на "спрыску" чиновникам и поздравили нового помещика. А в дверях суда Иванова облапил краснорожий городничий с теми же крестами и медалями, что у него, рекомендовался бывшим фельдфебелем гвардейской артиллерии, а потом гарнизонным поручиком и пригласил на обед. Как отказать?

Ведь мало ли с чем родичам, которые под самым городом живут, случится к нему на зуб попасть.

Просил только полчаса отсрочки, чтобы уездного предводителя поблагодарить. Городничий уверял, что в Епифани его нет, уехал в свою деревню. Но Иванов настоял, что зайдет, - пусть об его приходе хоть слуги господину Левшину доложат.