Судьба дворцового гренадера

- Дайте завтрашнее дело покончить, - встал из-за стола Иванов. Стоило ли рассказывать, что старый черес Михаиле отвез отцу с деньгами? Авось до завтра забудет эту блажь.

- Да постойте, мигом чай подадут... Знаете ли, сколько я тут с купчей на Козловку прожил? - не унимался Вахрушов. - Месяц и три дня! Да все то время трясся от страху, что Иван Евплыч помрет и все дело к черту... И заемные письма его и доверенность, по которой тут некий чиновник за него действовал, - все разом в пустую бумагу обратится, ибо жди, что наследники какие-нибудь объявятся, и судись с ними... А чиновника того я весь месяц за свой счет поил, кормил и Олимпию премудрому пять сотен передал, чтобы производство ускорил, кроме, конечно, сборов, не вашим чета, и тех же ста двадцати рубликов на свидетелей, которыми счастливо отделаетесь...

А ежели что, вы прямо к губернатору...

- И побегу, - заверил Иванов. - А вы в постель бы легли, Николай Елисеич, чтобы завтра в палате за всем присмотреть.

- Лягу, лягу... Вот только чайку. Чувствую, что лишнего перехватил. Но старик-то каков кряж! Тот, который лесок продавать думал. Поил его, поил, балыком, икрой кормил, а он только на вырубку и продал двести дерев. Ну, я такие отберу, что балыки с икрой оправдаю... А потом еще с губернским архитектором выпить пришлось, которому заказ хочу дать...

На этом месте речи Вахрушова унтер вышел в свою комнату и через переборку долго слышал голос, обращенный уже к лакею.

- Ну, раздевай меня, ракалион! Прежде пуговки расстегни, пень деревенский. Знаю, что будешь сейчас из рюмок лакать, тарелки долизывать. Думаешь, что смазливая харя да Диомидкой окрестили, так и барыню прельстишь? А вот как сдам в солдаты, так забудешь, какая у тебя рожа. Там по зубам не по-моему...

- Что же вы, сударь, меня все пужаете, - отвечал плаксивым голосом лакей. - Вон его благородие из солдатов до чего дошли. Может, солдатская-то служба не хуже, как бесперечь подзатыльники примать. Разве я телепень какой? Уж как стараюсь...

- Вот чурбан! Только и знаешь, что "бесперечь" да "телепень", а не разумеешь, что судьба, как у господина Иванова, одна на сто тысяч солдат, а остальные с голоду, от скорбута да от начальственного кулака дохнут. То и с тобой ужо будет.

Ну, гаси свечу, марш вон, утром все приберешь...

"Вот он, тихий да вежливый барин! - думал Иванов, поворачивая так и этак подушку. - И чего ругает бедного парня?

Или не зря свою супругу помянул? Лакей-то, верно, лицом вышел..."

Назавтра все прошло как по маслу. Свидетелями расписались весьма потрепанные господа чином не выше губернского секретаря. При них Иванов отсчитал ассигнации господину Вахрушову и получил из рук Олимпия Антипыча купчую крепость, в обмен на которую вручил 187 рублей казенных податей и 120 рублей "на прочее".

В заключение сделки Олимпий Антипыч посоветовал запастись двумя заверенными копиями с сего документа. Иванов подумал, что и, верно, надо бы одну отцу оставить на случай, если отложатся хлопоты по освобождению, а другую отправить в Петербург почтою Анне Яковлевне. Когда же высказал желание заказать таковые, то они тотчас же были поданы совершенно готовыми на заверку и потребовалось по двадцать рублей за штуку. Ведь писаны были искусно и на гербовой бумаге.

Засунув все документы в услужливо поданный неким чиновником большой конверт, унтер вышел из палаты.

Шел и думал: сколько же заплатил сверх покупки? Выходило 367 рублей. Значит, осталось около шестисот. В Епифани, считай, при вводе во владение еще рублей сто слупят, да за выпуск на волю тоже надо платить что-нибудь в казну. Как об этом не спросил Павла Алексеевича?..

На этом месте размышлений его перегнал Вахрушов, задержавшийся в палате, и на ходу сказал:

- Вы, Александр Иванович, в гостинице обед заказывайте, а я забегу бутылочку шипучего куплю, покупку спрыснуть, да еще бумажник и кошелек в обмен на ваш черес счастливый.

"Эк ему приспичило!.. Отдам, ну его к ляду... Остатние деньги по карманам да в бумажнике носить можно, - подумал Иванов и продолжал вычисления: - Рублей тридцать отцу дать надо на угощение односельчан, раз от помещика семья откупилась. Да сотни полторы ему же при отъезде - вот еще сто восемьдесят рублей нету. Сколько же осталось? Меньше трехсот... А ежели до ввода во владение в Беловодск съездить, то и тут на прогоны сколько-то, а потом на свой кошт в Петербург..."

Придя в гостиницу, Иванов снял вицмундир и прилег на кровать. Ох, устал! А чего делал? Надо бы сегодня же губернатора благодарить, а вот как не хочется никуда идти, парадную форму напяливать. Да и прием у него уже, верно, окончен.

Кликнул лакея Диомидку, приказал заказать обед, какой вчера подавали, или еще лучше, по вкусу своего барина, а когда вышел, накинул крюк на дверь, стащил сапоги, укрылся шинелью и заснул так крепко, что поручик едва достучался.