Судьба

Сали вновь сосредоточилась. В последнее время она беспокоилась из-за Хампы. Бросков Гадюки осталось двое. На Хампе, ее ученике, лежала обязанность возродить секту. Сали сомневалась, что он справится. Ей казалось, что она плохо обучила его и, следовательно, обрекла секту на вымирание. Сали со стыдом думала, что именно ей суждено пресечь нить.

Гонг зазвонил в третий раз.

Она всем телом ощущала волнение ученика.

– Хорошо, Хампа, я схожу и узнаю, что нужно капитану. А ты ступай к тренировочному чучелу и отрабатывай прием, который я тебе показала. Не оттопыривай локти, как утка.

Хампа поднялся и был уже на полпути к выходу, когда Сали открыла глаза. Она никуда не торопилась. Сали встала и потянулась. На холоде она еще острее чувствовала возраст и слабеющее здоровье. Здесь, в Подлинной Мерзлоте, сила убывала с каждым днем. Сали надела меховую шубу, которую ей продал один из матросов, и вышла из шатра.

Она шагала по длинным деревянным мосткам, ведущим на нос «Ханы». Поначалу она с опаской отнеслась к плаванию на громадной глыбе льда, тем более что видела, как постоянно набегающие волны откалывают от нее куски. Капитан уверил Сали, что бояться нечего. Ледовые баржи постоянно сбрасывают лед.

– А что будет, если сбросить слишком много? – поинтересовалась она.

– Мы снимем с остатков корабля мачты, весла и постройки, а потом соберем всё заново на свежевырубленном куске льда, – ответил капитан. – Здесь, в Подлинной Мерзлоте, дерева мало, зато льда сколько угодно.

Гениально.

Сали стало нехорошо в то мгновение, когда суша скрылась из виду и она внезапно оказалась в окружении бесконечной пустоты. Вода была такой же бескрайней, как ясное небо над головой, – и то и другое было пусто. Сали чувствовала себя крошечной травинкой посреди океана зелени. Здесь, далеко на севере, ночь выцвела, и они путешествовали в непроходящих сумерках. Дни сливались один с другим, а «Хана» все глубже заходила в хаос медленно дрейфующего льда.

Поскольку делать было нечего, Сали большую часть времени медитировала или учила Хампу. Хоть она и сомневалась, будет ли он когда-нибудь достоин звания, которое она носила, Сали обучала своего воспитанника так же прилежно, как родного сына. Они бились в поединках, проделывали упражнения, разминались. Даже после трех лет обучения этот парень был неуклюж, как престарелый бык.

Сали нашла ученика чуть выше на мостках – он атаковал глыбу льда топором и палицей. Это было его излюбленное оружие, известное под названием «сварливая парочка». Броски Гадюки редко выбирали «парочку», зато она выгодно скрывала недостатки Хампы.

Он описывал топором и палицей круг, прежде чем внезапно броситься вперед и нанести несколько ударов по ледяному чучелу. Действовал он слегка неуверенно, однако довольно чисто. На ногах у него как будто камни висели, но в целом двигался Хампа тоже неплохо. Удары были недостаточно четкими и быстрыми, но… ладно. Зато оригинальность и умение творчески мыслить – ниже среднего. Хампа вроде бы соответствовал всем требованиям, но, если присмотреться, становилось ясно, что туловище у него слишком выдавалось вперед, ноги стояли слишком широко, спина была слишком напряжена…

«Я придираюсь», – подумала Сали. И все же она не могла спокойно смотреть на его локти. Хампа по-прежнему оттопыривал их, как крылья. Прямо-таки напрашивался на удар.

Хампа наконец заметил наставницу и с улыбкой спросил:

– Ну как?

– Неплохо…

Сали поколебалась. Нет, не стоило врать.

– Приклей локти к телу!

Она пошла дальше, мимо палаток и ящиков с грузом, мимо кухни и столовой, пока не достигла лестницы, ведущей в большое деревянное здание, которое занимало переднюю часть айсберга. Под ним находилось огромное гребное колесо, еще три таких же – по бокам и сзади; с их помощью управляли баржей.

Капитан ждал Сали на мостике, глядя в огромный телескоп, который он медленно поворачивал из стороны в сторону.

Когда Сали не медитировала и не занималась с Хампой, то проводила время с капитаном и командой. Сали и капитан Лэ Хуань Ци Тирапут Кунгль быстро подружились, признав, что оба опытны – каждый в своей области. Капитан, как и большинство матросов, был хаппанин, а хаппане считались близкими родственниками катуанцев.

У хаппан некогда была своя орда, которая кочевала по обширной Травяной тундре на северо-западе. Две орды веками то сталкивались, то торговали; они так часто сражались, что почти сроднились. Кровная вражда между катуанцами и хаппанами вошла в легенды, о ней складывали длинные баллады и песни, исполняемые под бой военных барабанов. Потом катуанцам надоели стычки, и они пожелали объединиться. Минули три поколения, прежде чем хаппанские флаги были повержены, а люди приглашены к очагу – под угрозой меча. Даже теперь, несколько веков спустя, между старинными племенами Катуа и пограничными кланами хаппан отношения оставались напряженными.

Как гласит поговорка, глубокие колеи имеют долгую память.