Суданские хроники

Повелитель аския Исхак отправил тысячу двести всадников из числа лучших своих воинов, которые не поворачивались спиной [к врагу], и назначил над ними хи-коя Лаха-Соркийю. Последний достиг уже крайнего предела отваги и доблести. Аския приказал ему напасть на марокканцев, когда застанет он их врасплох.

Немного спустя после их расставания с аскией воинов догнал балама Мухаммед-Гао с примерно ста всадниками. Хи-кой спросил его: "Из-за чего это соединение?" Балама ответил: "Это аския послал меня вдогонку за тобою..." Но Лаха сказал: "Это ложь и клевета! И знати, и простому народу ведомо, что балама не следует за хи-коем — напротив, далеко не так! И то — только ваш, о сыновья Дауда, мерзостный обычай и отвратительная натура ваша с жадностью к власти!" И хи-кой Лаха с несколькими человеками своей свиты отъехал от них. Тогда Дауда-Гуро, сын баламы Мухаммеда-Далла Кабранкони, выехал из той группы и двинулся в сторону хи-коя. Но Лаха сказал: "Эй, Дауда, ты хочешь меня убить, как отец твой убил Мусу, хи-коя аскии Дауда? Этого ты не сможешь. А не сможешь ты этого потому, что я сильнее хи-коя Мусы, а твой отец был получше тебя! Клянусь Аллахом, если ты ко мне приблизишься, я проволоку по земле твои внутренности!" И Дауда вернулся обратно в ту группу. А люди еще больше узнали силу хи-коя Лахи и его отвагу, когда рассказ [сделал] его равным хи-кою Мусе в /149/ отваге. Ибо тот был из доблестнейших людей своего времени.

Лаха вернулся к аскии Исхаку и сообщил ему о том, что произошло. А немного времени спустя та группа присягнула Мухаммеду-Гао; они сделали его аскией. Исхак же приготовился к отъезду в область Кебби. А когда он решился [на это], начальники войска, которые его сопровождали, захватили все, что было у него из знаков царского сана и его принадлежностей. Они проводили Исхака до места, называемого Тара, и там с ним расстались. Он попросил у них прощения — и они просили прощения у него. Заплакал Исхак — заплакали они. Это была их последняя встреча.

Потом Исхак направился в Тонфини, к неверующим Гурмы — по всемогуществу Всевышнего Творца, чье веление не может быть отвергнуто и изменено решение. А в предыдущем году аския сражался с ними. За ним не последовал никто из сонгаев, кроме йайя-фармы Бана-Идье и немногих его придворных.

Он лишь недолго пробыл у неверующих, и они убили его и его сына, и всех, кто с ним был. Они умерли мучениками — да помилует их Аллах и да простит им!

В числе черт его характера были благородство и [склонность к] раздаче милостыней больших богатств. Он просил ученых и бедняков молиться, чтобы Аллах Всевышний не дал ему смерти в царском сане. И Аллах Всевышний исполнил ему эту надежду. Смерть его произошла — а Аллах лучше знает — в [месяце] джумада-л-ахира, в год, завершавший тысячу [15.III— 12. IV.1592].

ГЛАВА 22

Затем войско возвратилось к аскии Мухаммеду-Гао и закончило присягу ему. Тогда он послал освободить двух своих братьев — фари-мундио Тафу и бентал-фарму Нуха, сыновей аскии Дауда; а бросил их в тюрьму их брат, аския Мухаммед-Бани, в земле Денди. Братья же их из числа детей аскии Дауда /150/ бежали к марокканцам. Первый, кто к ним сбежал, был отставленный даай-фарма Сулейман, сын Дауда-аскии. Он явился к паше Махмуду, и тот его принял. Аския Мухаммед-Гао испугался того и послал к Махмуду, прося [принять его] присягу султану Мулай-Ахмеду. И его катиб Букар-Ланбаро был тем, кого он послал к паше. Последний же ответил ему согласием.

Потом в войске Махмуда наступил голод, так что марокканцы съели своих вьючных животных, и Махмуд послал к аскии Мухаммеду-Гао, с тем чтобы тот, где бы он ни был, помог им продовольствием. Аския велел сжать то, что созрело там из злаков на стороне Хауса (это было белое просо), и послал это марокканцам.

А затем паша Махмуд послал к нему [сказать], чтобы аскии приехал к нему для принятия присяги. Аския решился на это, но разумные люди из его окружения отговаривали его от этого. В их числе был хи-кой Лаха; он заявил: "Я им не доверяю. А уж если ты решился поехать к ним, то обязательно сделаем то поодиночке. Если вы хотите, я поеду к ним один раньше вас — если они меня убьют, вам это ничем не повредит, я буду выкупом за вас. А если я спасусь, то остальная часть [нашего] общества отправится подобным же образом, пока ты не поедешь последним из них. Тогда марокканцы не смогут причинить тебе зло, ибо то ничем не будет им полезно..." Но упоминавшийся катиб Букар-Ланбаро не счел этот совет правильным, и они отправились к марокканцам все вместе.