Читаем Суд офицерской чести полностью

Секретарь партийного бюро рассказал, с какой поспешностью пришлось созывать партийное собрание, чтобы утвердить характеристику на коммуниста Мукачёва. Характеристику дали положительную.

Командир батальона тоже не возражал против выдвижения замполита. Но пока характеристики готовили, пока аттестацию… Только поздно вечером секретчик запечатал пакет и под роспись вручил его Мукачёву. Это, конечно, было нарушением правил пересылки служебных бумаг. Но раз судьба человека решается, можно ли на параграф ссылаться?

Теперь Голубу осталось выяснить главное – как пропали листы из личного дела майора, «достойного выдвижения по службе».

На этот вопрос ответ мог дать только сам Мукачёв.

Но он этого не знал. Прямо с поезда майор, как на крыльях, полетел к начальнику. Гусов был, по обыкновению, занят. Готовился к очередному докладу. На столе – целая кипа всевозможных брошюр, газетные подшивки, исписанные разными почерками варианты выступления. Мукачёву была знакома эта «кухня». Чтобы авторитетный начальник мог авторитетно выступить, весь штат подчинённых не покладая рук кропает текст будущего доклада. Пишет, переписывает, в самый последний момент, как правило, ещё что-то оказывается не так. И вот уже начальник бросает в бой свой самый последний резерв – себя самого (это, естественно, в тех случаях, когда у руководителя есть возможность ознакомиться с текстом доклада до выхода на трибуну). Вот в такую ответственную минуту и оказался в кабинете Мукачёв.

– Привёз, Александр Фёдорович? – не вставая из-за стола, протянул руку подполковник. – Давай сюда.

Мукачёв напомнил, что пакет надо сдать секретчику, чтобы он расписался в формуляре, но начальник отмахнулся – потом, некогда, занят. Приходи после обеда, разберёмся.

И Мукачёв пошёл бродить по городу. Сходил в кино, посидел у музыкального фонтана. Хорошо!

К своим майорским звездам он шёл трудно. Об армии мечтал с той поры, когда мечтать научился. Для деревенских ребят профессия офицера – одна из самых престижных. Но и поступать в военное училище им труднее, чем городским. Качество преподавания в сельских школах оставляет желать лучшего, ведь хорошие учителя в деревнях не задерживаются. Потому и бывает, что математику преподаёт литератор, а вместо иностранного языка в аттестатах прочерк: выпускница института так и не приехала по распределению.

Только с третьего раза поступил Мукачёв в военно-политическое училище, успев отслужить год солдатом. (К тем, кто поступает из войск, требования всё-таки помягче.) Но и в училище Мукачёв чувствовал, что отстаёт от товарищей. Поэтому он старался больше читать, серьёзно увлекся философией. Занимался спортом. И хотя ко второму курсу нагнал и даже перегнал многих, всё равно чувствовал скрытое пренебрежение со стороны курсантов, считавших его «лаптем».

Но сейчас, у фонтана, он думал не о прошлом, а о будущем.

Когда после обеда он зашёл в кабинет начальника политотдела, подполковник сидел всё за тем же заваленным бумагами столом, но что-то в его облике переменилось. Мукачёв не успел сообразить, что именно, как Гусов обрушился на него:

– Что вы мне привезли? Вы издеваетесь надо мной? Где вы ходите полдня? Я уже весь штаб на ноги поднял. У вас же в личном деле листов не хватает!

– Не может быть! – опешил Мукачёв. – Я же у себя в «секретке» проверял. Каждый собственноручно ощупывал…

– Я не знаю, что вы там ощупывали. В вашем деле недостаёт трёх листов. Куда вы их дели? Вы знаете, что вас ждёт за утерю служебных документов?

Ошеломлённый, Мукачёв напомнил, что сегодня утром вручил пакет запечатанным и в целости и сохранности, но Гусов и слушать не стал:

– Уж не хотите ли вы сказать, майор, что это я потерял ваши бумаги? Что вы себе позволяете? Идите и ищите недостающие листы! Три дня вам сроку… Да возьмите своё личное дело, – швырнул он вскрытый пакет, – сдайте секретчику по описи. Пусть составит акт о том, каких листов не хватает. Если через три дня не найдёте утерянные документы, вами займётся партийная комиссия!

После разговора с Мукачёвым Голуб совсем запутался. Не мог Мукачёв выкрасть свои собственные документы, в которых он представлялся на вышестоящую должность. Это нелогично. Но, с другой стороны, зачем изымать бумаги Гусову, который сам предложил кандидатуру Мукачёва на выдвижение? Ну, никак концы с концами не связываются!

«Позвоню-ка я начальнику, – решил Голуб, – генерал Сухоручко – мастер распутывать сложные узлы». Однако распутывать этот узел генерал не стал. Не дослушав доклада, он рассерженно пророкотал:

– Так в чём вы сомневаетесь, Семён Николаевич? Вы же Гусова хорошо знаете… Ставите под сомнение его слова, а верите какому-то майору? Гусов – наш выдвиженец, порядочнейший офицер! Не пойму я вас, товарищ полковник.

Голуб услышал в трубке короткие гудки. Значит, Сухоручко его действительно не понял. А вот этого как раз Голуб и не хотел. Сейчас особенно. Дело у полковника шло к пенсии. Мечтал он, чтобы сын – капитан – попал служить поближе к отчему дому. Решить этот вопрос без Сухоручко будет сложно…

Через несколько дней судьба Мукачёва была решена.

Перейти на страницу:

Все книги серии Офицерский роман. Честь имею

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза