Суд офицерской чести

Кравца передёрнуло: «Откуда берутся такие? Неужели и эта старуха – тоже советский народ?..» Он испугался собственной крамолы и постарался найти какое-то внятное объяснение увиденному: «Может, она и есть один из тех буржуазных пережитков, о которых нам говорили на научном коммунизме?.. Пережитки эти не изжиты, с ними надо бороться!» Его осенило: «Наверное, у неё родители были пьяницы… И не нашлось рядом настоящего человека, который помог бы отыскать правильную дорогу в жизни… Для того и нужны коммунисты, чтобы помогать таким, как она… Но как помогать? Дать ей денег? Так она потратит их на новую бутылку… Да и не видно что-то желающих помочь… Хотя, наверное, среди тех, кто в зале, есть и коммунисты, и комсомольцы… Мы, например… Да, как-то трудно представить себя в роли спасителя этой грязной, вонючей… Язык не поворачивается сказать – женщины…»

Кравец почувствовал, что его замутило.

– Я ненадолго… – сказал он Захарову, передал ему автомат и вышел из зала.

Туалет размещался в подвале. Туда вели плохо освещенные ступени. «Как будто в наш подвал…»

Кравец рос у матери-инвалида один, без отца. С семи лет на нём была заготовка дров. У них в квартире стоял титан, который топился два раза в неделю. Для него и требовались дрова.

Подвал в доме пользовался дурной славой. Там постоянно околачивались пьяные мужики и хулиганы-подростки. Каждый поход требовал от Кравца изрядного мужества. Однажды его сильно напугал бродяга, внезапно вышедший из неосвещённого угла. Он широко расставил руки, словно хотел его схватить. Кравец увернулся и убежал. После этого случая он ходил в подвал с топором на изготовку.

Вот и сейчас Кравец невольно нащупал на боку штык-нож в пластмассовых ножнах.

Едва он открыл дверь туалета, как услышал крик:

– За-ре-за-ли! Ка-ра-ул!

Мимо него по лестнице наверх метнулся мрачный тип.

Кравец растерялся: бежать следом или посмотреть, что случилось в туалете?

Очередной крик заставил его шагнуть в туалет.

Там он увидел плюгавенького мужика, присевшего у стены с писсуарами. Мужик был без пальто. Двумя руками в синих наколках он зажимал бок. По его замызганной рубахе расползалось багряное пятно.

– Кюрсантик, родимай! – просипел он. – Подь сюда…

Кравец опасливо приблизился. Мужичок разжал руки и обнажил резаную рану, из которой толчками выхлёстывала кровь. Кравец невольно попятился.

Мужик взмолился:

– Кюрсантик, постой! Уважь, посци на рану…

– Зач-чем?

– Чтоб за-ра-же-ния не бы-ло!

– Нет-нет, я не могу… Вы подождите, я сейчас… Я доктора… – Кравец бросился к выходу.

– Не надо док-то-ра! – взвыл раненый.

Но Кравец уже бежал наверх, перескакивая через ступени.

Когда он с фельдшером из медпункта и дежурным милиционером вернулся в туалет, там уже никого не было. Только тёмная лужа в углу говорила, что резаный мужик ему не привиделся.

– Шпана вокзальная разборки устраивает, – констатировал старшина. – Ну, что, будем составлять протокол или ты ничего не видел?

– Мне некогда составлять протокол, я в карауле…

– Ну, веди к своему начальнику!

Шалов уже рвал и метал:

– Где тебя носит, Кравец? Мы же на поезд опоздаем… Что он натворил, товарищ старшина?

– Не натворил, но является свидетелем преступления…

– Свидетелем… У нас поезд отправляется через десять минут да ещё куча вещей!

– Да я и не настаиваю, – старшине самому, как видно, не хотелось «вешать» на своё дежурство «палку» – трудно раскрываемое преступление. – Как твой подчинённый скажет…

– Ну, что, Кравец, говори… – Шалов всем видом показывал, что альтернативы нет.

– Можно мы не станем составлять протокол? – Кравец был противен самому себе.

– Ладно, валяйте! Счастливого караула! – козырнул старшина.

– Тебя, Кравец, ни на минуту нельзя оставить! Вечно ты во что-то влипаешь! – сказал Шалов. – Бери вещмешок и живо на платформу!

– А куда мы едем, товарищ сержант? – До последнего момента адресом их командировки был некий «почтовый ящик» с четырехзначным номером. Но что это за «ящик» и где он располагается, Шалов важно называл «военной тайной». Он и сейчас продолжил гнуть своё:

– Много будешь знать – скоро состаришься.

Но шила-то в мешке не утаишь.

– Груз будем получать в Копейске, – шепнул Кравцу Захаров. – Я видел в билете у Шалова… Это же рядом с твоим домом!

– Чего же он нам не говорит?

– Боится, чтобы ты в самоволку не рванул!

От Копейска до Колгино и в самом деле было всего пятнадцать километров! На душе у Кравца посветлело. Забрезжила надежда – вдруг удастся оказаться дома хотя бы на минуту!

В поезде Шалов неожиданно сделался благодушным:

– Мы все – теперь одна команда. Надо держаться друг друга: вы за меня, а я за вас!

«За такого подержишься…» – переглянулись Кравец и Захаров. Только Мэсел поддакнул комоду:

– Так точно, товарищ сержант. Можете на нас рассчитывать!

«Кого же он мне напоминает? – подумал Кравец. – Ах да! Шакала из мультфильма о Маугли… Что ж, хотя мы и одна команда, но, вопреки тому же мультику, кровь у нас разная…»

До номерного завода добрались, когда уже надвинулись сумерки. Разместив курсантов и багаж в комнате для охраны, Шалов пошёл в заводоуправление.