– Да я ведь тоже – «сынок»! – улыбнулся Полевик. – Мой дед был красным командиром. Служил у Щорса в полку и даже получил от него награду – кавалерийскую шашку с монограммой. Она до сих пор у нас хранится. И отец мой воевал. В Отечественную ротой командовал. Вот и я – ротный уже, как батя…
– То-то, как батя… Ты бы лучше сказал: всё ещё ротный! Четвёртый год на должности сидишь. – Мещеряков решил взять реванш. – Ну, станешь ты, Валерка, начштаба батальона годика через два, а потом придёт командиром полка какой-нибудь «позвоночный» выпускник академии лет двадцати семи и будет тебя учить, как службу править, хотя сам живого солдата видал только по телеку.
– Ну и пусть! Важно, чтобы дело не страдало, – сказал Поленвик. – А династии вообще-то это здорово!
– Конечно, здорово, пока они – не протекционизм… – согласился я.
– А вот мой дед, – сказал Мещеряков, – в Гражданскую войну был заживо сварен в котле… И живой остался! Не верите? Он командовал эскадроном, громил антоновское восстание на Тамбовщине. Был захвачен в плен вместе с двумя красноармейцами. Повстанцы долго их мучили. Потом посадили в котлы, залили воду, костры под ними разожгли. Вода уже закипала, когда налетели красные и их отбили. Дед выжил. Бабушка рассказывала, что он шутил, мол, коль в огне не сгорел и суп из него не сварили, до ста лет доживёт. Не дожил. Расстреляли в тридцать восьмом…
Я слушал Мещерякова, а мысленно снова возвращался к офицерской чести.
Что, как не честь, заставило отца Александра Васильевича Суворова отдать его мальчишкой рядовым в полк, а не воспользоваться дворянской привилегией заочного получения первого офицерского звания? А разве не проявление чести – поступок Ионы Якира? В те годы, когда сгущались тучи над ним самим, он не побоялся выступить в защиту арестованных бывших офицеров царской армии, служивших в штабе Киевского военного округа…
Майор Теплов, офицерство царской армии, военспецы двадцатых годов, красные командиры – всё это, при внешней несхожести, звенья одной цепи, творцы истории Вооружённых Сил нашего Отечества. Истории, которую невозможно понять, если не разобраться, что же такое офицерская честь!
Впервые определение совесткой воинской чести было дано в самом первом «Дисциплинарном уставе РККА», изданном в 1919 году. «Революционная воинская честь есть сознание собственного достоинства, как воина-революционера Рабоче-крестьянской Красной Армии и гражданина свободной страны, исполняющего по совести свой долг», – говорится в нём.
В «Общих обязанностях красноармейца» разъяснялось, что «ему запрещаются игра в карты, буйство и пьянство и вменяется в обязанность быть безукоризненно чистым с моральной стороны, сохранять обмундирование, чистить винтовку, быть вежливым, корректным, читать газеты и другой литературный материал».
Но вот что парадоксально: определение воинской чести в первом советском воинском уставе – единственное! Больше о ней не упоминалось ни в сталинских уставах, ни в последующих переизданиях. Нет такого определения и в последней редакции общевоинских уставов Вооруженных Сил СССР.
Что ж, в условиях, когда ценилась способность покорно исполнять руководящую волю, наушничать, лебезить, другого отношения к воинской чести ждать было нечего.
К счастью, превратить всех в послушные «винтики» административной машины не удалось, несмотря на массовые репрессии, обескровившие армию. Ведь только с мая 1937 года по сентябрь 1938-го были репрессированы почти тридцать семь тысяч командиров и политруков. Но даже в застенках ГУЛАГа большинство из них вело себя достойно. Примером верности присяге служит судьба Константина Рокоссовского, который, выйдя из тюрьмы в сорок первом, мужественно воевал на самых опасных участках и остался в памяти потомков как истинный носитель офицерской чести.
На фронтах Великой Отечественной образцы чести и достоинства являли сотни тысяч офицеров. Даже оказавшись в плену, многие из них не утратили силы духа. «Мои убеждения не выпадают вместе с зубами от недостатка витаминов в лагерном рационе», – в глаза палачам бросил генерал-лейтенант инженерных войск Дмитрий Карбышев.
Война заставила по-новому взглянуть на воинскую честь. Введение в этот период офицерских званий, формирование гвардии, появление научных исследований и талантливых произведений литературы и кино, посвященных традициям русского офицерства – свидетельствуют об этом.
В первые послевоенные годы авторитет людей в погонах в нашей стране был очень высок. А потом наступили времена сокращений в армии. Офицеры, кто постарше, хорошо помнят, так называемый «хрущёвский миллион двести»… По многим судьбам он прокатился настоящим катком.