Читаем Суд королевской скамьи полностью

— Благодарю вас, — сказал судья. Подбирая формулировку вопроса, судья Гилрой отложил карандаш и крепко растер руками лицо. — Перед нами, профессор, свидетельства двух врачей, которые утверждают, что, должны были сделать выбор — согласиться или пойти на смерть, в результате чего операции делались бы неопытными руками. Мистер Баннистер серьезно сомневается, доверили бы в таком случае операции неопытным санитарам-эсэсовцам. Тем не менее при обстоятельствах, которые тогда существовали в Ядвиге, у нас есть все основания предполагать, что угроза была бы претворена в жизнь, хотя бы в качестве предостережения тем врачам, которые пришли бы после них. У нас нет никаких подтверждений тому, что сэр Адам Кельно делал операции описываемым вами образом. И я хотел бы с вашей помощью прояснить некоторые этические установки. Как вы думаете, оправданы ли действия хирурга, который против желания пациента делает операцию, показания к которой носят сомнительный характер?

Лайтхолл позволил себе очнуться от сосредоточенной задумчивости.

— Милорд, данный подход полностью противоречит известной мне медицинской практике.

— Ну, у нас идет речь о такой практике, с которой до сих пор никто не сталкивался. Предположим, в одной из восточных стран человек приговорен к отсечению руки за воровство, и вы единственный опытный хирург. И вам или кому-то другому предстоит совершить это отчленение.

— В таком случае я сказал бы бедняге, что у меня нет выбора.

Еле заметно улыбнувшись, Адам Кельно кивнул.

— Но ничто, — продолжал Лайтхолл, — не заставило бы меня пойти на это, если пациент выразил бы свое несогласие, и ничто не заставило бы меня прибегать к грубым методам оперирования. И не сомневаюсь, милорд, что, окажись я в такой ситуации, я смог бы обратить скальпель, которым пользовался, против себя.

— К счастью, — сказал Гилрой, — исход этого дела будет решать закон, а не философия.

— Милорд, — сказал Оливер Лайтхолл, — я хотел бы возразить вам относительно действий врача, на которого оказывают давление. Нельзя отрицать, что Ядвига представляла собой предел падения, но врачам доводилось заниматься своим делом в аду всех видов и типов, им приходилось встречаться с бедствиями и нашествиями, они работали в условиях эпидемий, на поле боя и в тюрьмах — словом, в любых невообразимых ситуациях. Над нами по-прежнему довлеет клятва Гиппократа. Она сохраняет свою силу вот уже двадцать четыре века и обязывает нас прежде всего оказывать помощь пациенту и ни в коем случае не причинять ему вреда и страданий. Видите ли, милорд, даже заключенный может защитить себя, напомнив врачу слова клятвы, гласящей, что врач будет воздерживаться от любых недостойных действий, на которые его не сможет подвигнуть ни мужчина, ни женщина, ни свободный человек, ни раб.

25

После показаний сэра Оливера Лайтхолла комната от гула разговоров ходила ходуном. Тут были Эйб и Шоукросс, Бен, Ванесса, Джоффри с Пэм и Сесил Додды. Лайтхолл все еще не мог прийти в себя от гневного возбуждения и сетовал, что не сказал всего, что хотел. Репортеры вырывали друг у друга телефоны, спеша скорее донести новости до Флит-стрит.

«ИЗВЕСТНЫЙ ВРАЧ, ПРЕДСТАВШИЙ В РОЛИ СВИДЕТЕЛЯ, ЦИТИРУЕТ КЛЯТВУ ГИППОКРАТА»,— гласили заголовки газет.

— Прежде чем мы разойдемся на уик-энд, — сказал Энтони Гилрой, — я хотел бы знать и, не сомневаюсь, члены суда присяжных были бы весьма обязаны вам, если бы вы сообщили,, сколько еще свидетелей собираетесь вызвать, мистер Баннистер, и как долго будете их опрашивать.

— Трех, ваша честь, в крайнем случае четырех. И долго длиться будут показания только одного из них, доктора Тесслара.

— Следовательно, учитывая, что нам предстоит выслушать ваше заключительное выступление и мои инструкции присяжным, у нас есть возможность предоставить дело на рассмотрение суда присяжных к концу будущей недели.

— Я тоже так считаю, милорд.

— Благодарю вас. В таком случае я попрошу секретаря раздать членам суда экземпляры «Холокауста».

Я учитываю, что книга составляет примерно семьсот страниц, и трудно предположить, что за уик-энд ее удастся. полностью прочитать. Тем не менее я попросил бы внимательно просмотреть ее, чтобы иметь представление, о чем пишет ее автор. Я прошу вас об этом потому, что, когда я буду давать вам инструкции, вы должны будете помнить, что часть текста, которая, по мнению истца, оскорбительна для него, составляет всего лишь один абзац и вы должны оценить, насколько клеветнический характер он носит. Суд удаляется на перерыв до понедельника. 

26

Советские двигатели, стоящие на самолете авиакомпании «ЛОТ», доставившем из Варшавы доктора Марию Вискову, смолкли. Она миновала таможню. На ней был строгий двубортный костюм, туфли на низком каблуке; косметика полностью отсутствовала. Даже при этом непритязательном виде были заметны следы ее былой красоты.

— Я Абрахам Кэди. А это моя дочь Ванесса и мой сын Бен.

— Бен? Я знала в Испании вашего дядю Бена. Он был прекрасный парень. Вы знаете, что очень похожи на него?

— Благодарю. Он в самом деле был великим человеком. Как прошел полет?

— Просто отлично.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза