— Ладно, — сказал Эйб. — Сдаюсь. Где я?
— В моей квартире, — ответила женщина.
— В Сохо или в Челси?
— Не угадали. На Беркли-сквер.
— Ого! Это звучит.
Эйб с трудом сел, надел глазную повязку и попытался сфокусировать здоровый глаз. Спальня была образцом роскоши и хорошего вкуса. А женщина… Лет сорок пять, миловидна, выхолена, хорошо сохранилась. Густые каштановые волосы, большие карие глаза.
— Между нами что-нибудь было? Не обижайтесь, но я ничего не помню, когда слишком много выпью.
— Ничего особенного вы не совершили.
— Где вы меня подобрали?
— В клубе «Бенгал». Вы там забились в угол, пьяный до потери сознания. В первый раз в жизни я видела человека, который сидит, смотрит на меня в упор и совершенно не соображает, что происходит. Я спросила моего спутника, кто этот смешной человек с одним налитым красным глазом, и он сказал, что это же знаменитый писатель Абрахам Кейди. Ну разве можно допустить, чтобы Абрахам Кейди и дальше сидел, не соображая, что происходит, и освещая все вокруг своим налитым красным глазом, словно светофор?
— Остроумно.
— На самом деле меня попросили позаботиться о вас наши общие друзья.
— Какие друзья? — подозрительно спросил Эйб.
— Наши друзья из дома два по Палас-Грин.
Услышав адрес посольства Израиля, Эйб посерьезнел. Во всех своих поездках он всегда знал, где найти кого-нибудь из «друзей», а «друзья» знали, как связаться с ним. Нередко связь устанавливалась и через посредников.
— Кто вы? — спросил Эйб.
— Сара Видман.
— Леди Сара Видман?
— Да.
— Вдова лорда Видмана из лондонского отделения «Друзей Еврейского университета», «Друзей Техниона», «Друзей Института имени Вейцмана»?
Она кивнула.
— Я бы хотел встретиться с вами еще, при более благоприятных обстоятельствах.
Ее ответная улыбка была дружелюбной и теплой.
— Что сейчас в состоянии принять ваш желудок?
— Апельсиновый сок. Литрами.
— В гостевой ванной вы найдете все, что вам понадобится.
— Все приготовлено для меня?
— Никогда не знаешь наперед — а вдруг подвернется попавший в беду писатель.
Эйб заставил себя встать. В гостевой ванной было все необходимое, особенно для любовника. Из дома можно с собой ничего не брать. Бритва, лосьон после бритья, новая зубная щетка, таблетки от изжоги, пудра, махровый халат, шлепанцы и дезодорант. Приняв душ, он окончательно пришел в себя.
Леди Видман отложила «Таймс», сняла очки на тонкой золотой цепочке и налила Эйбу апельсинового сока.
— Так что происходит, леди Видман?
— Можно просто Сара. У наших друзей создалось впечатление, что Кельно в концлагере «Ядвига» был замешан в кое-каких довольно скверных делишках. Они попросили меня разобраться. Я активистка еврейской общины.
— Дело в том, Сара, что у меня возникли проблемы.
— Да, я знаю. Вам что-нибудь говорит имя Джейкоба Александера?
— Я знаю только, что это видный лондонский адвокат-еврей.
— Он много занимается еврейскими делами. Есть большая заинтересованность в том, чтобы вы остались ответчиком в этом процессе.
— Почему? Евреям понадобился еще один мученик?
— Кажется, появились кое-какие интересные новые показания.
Контора фирмы «Александер, Бернстайн и Фридман» занимала три этажа одного из зданий Линкольнз-Инна. Швейцар в цилиндре знаками указал леди Видман место на зарезервированной стоянке, где она поставила свой «бентли», и Эйб последовал за ней по лабиринту крохотных комнаток, скрипучих полов, бесконечных пачек бумаг, книжных полок до потолка, укромных уголков и деревянных лестниц.
Секретарша Александера по имени Шейла Лэм, молодая дама в мини-юбке, появилась в дверях маленькой приемной, где стоял стол, заваленный старыми подшивками «Панча», и сказала:
— Прошу пройти со мной.
Джейкоб Александер встал из-за письменного стола — высокий худой человек с гривой седых волос, похожий на изображение библейского пророка. Он тепло поздоровался с Кейди и заговорил глубоким голосом опытного раввина.
— Мы много совещались по этому поводу, — сказал он. — Нечего и думать о том, чтобы принести Адаму Кельно извинения в судебном заседании. Это будет воспринято как извинение перед нацистами за то, что мы осуждаем лагеря уничтожения.
— Я прекрасно понимаю, о чем идет речь, — сказал Эйб. — Но я хорошо знаю, каковы наши шансы. — Он пересказал пессимистические прогнозы Левина и добавил, что Шоукросс, вероятно, выйдет из процесса.
— К сожалению, мистер Кейди, вы стали международным символом в глазах как евреев, так и неевреев. Человек, написавший «Холокост», обязан принять на себя ответственность, отказаться от которой он не имеет права.
— На какую поддержку я могу рассчитывать?
Александер пожал плечами.
— Я не смогу оплатить ведение дела.
— Мы тоже, — сказал Александер. — Но после того, как мы вступим в бой, вы, надеюсь, получите поддержку.
— А если решение будет принято не в нашу пользу?
— Всегда можно объявить себя банкротом.