Суд королевской скамьи, зал № 7

Квартира Тесслара находилась всего в нескольких километрах от центра Оксфорда, но уже за городом — в переоборудованном под жилье монастыре Уитэмского аббатства. С первых же минут знакомства доктор Марк Тесслар и Натан Гольдмарк узнали друг в друге членов единственного в своем роде клуба, объединявшему тех немногих из числа польских евреев, кто пережил гитлеровский Холокост. Тесслар прошел через варшавское гетто, Майданек и концлагерь «Ядвига», Гольдмарк — через Дахау и Освенцим. Глубокие морщины и впалые глаза красноречиво говорили об их прошлом.

— Как вы меня разыскали, Гольдмарк? — спросил Тесслар.

— Через доктора Марию Вискову. Она сказала мне, что вы работаете в Оксфорде.

При упоминании имени Висковой на напряженном костлявом лице Тесслара появилась улыбка.

— А, через Марию… Когда вы ее видели в последний раз?

— Неделю назад.

— Как у нее дела?

— Ну, устроена она неплохо, но, как и все мы, пока еще только пытается сориентироваться в жизни. Понять, что произошло.

— Когда мы освободились и вернулись в Варшаву, я уговаривал ее уехать из Польши. Это не место для евреев. Это кладбище. Огромное пустое пространство, пахнущее смертью.

— Но вы все еще польский гражданин, доктор Тесслар.

— Нет. Я не намерен возвращаться. Никогда.

— Это будет большая потеря для еврейского сообщества.

— Какого там сообщества? Этой горсточки призраков, раскапывающих горы пепла?

— Теперь все будет иначе.

— Разве? Тогда почему они организовали для евреев отдельную секцию коммунистической партии? Я вам скажу почему. Потому что поляки не желают признать свою вину и не могут позволить себе выпустить из Польши тех евреев, кто еще остался. Вот почему! Здесь у нас много евреев. Им здесь нравится. Мы настоящие поляки. А такие люди, как вы, выполняют за них грязную работу. Вам приходится сохранять в Польше еврейское сообщество, чтобы оправдать свое существование. Вас просто используют. Но в конце концов вы поймете, что коммунисты относятся к нам ничуть не лучше, чем националисты перед войной. Внутри этой страны все мы — еврейские свиньи.

— А Мария Вискова? Она всю жизнь была коммунисткой.

— Она тоже прозреет, и очень скоро.

Гольдмарку очень хотелось переменить тему разговора. Нахмурившись, он курил сигарету за сигаретой. Чем дольше говорил Тесслар, тем больше он нервничал.

Марк Тесслар, слегка хромая, взял у вошедшей экономки поднос, поставил его на стол и разлил чай.

— Моя поездка в Оксфорд связана с доктором Кельно, — сказал Гольдмарк.

Услышав это имя, Тесслар встрепенулся:

— А что там с Кельно?

Гольдмарк чуть усмехнулся: он прекрасно понимал важность того, что собирался сообщить.

— Вы давно с ним знакомы?

— С тридцатого года, когда мы были студентами.

— Когда вы видели его в последний раз?

— Когда он уезжал из лагеря «Ядвига». Я слышал, что после войны он появился в Варшаве, а потом скрылся.

— Что бы вы сказали, узнав, что он в Англии?

— На свободе?

— Не совсем. Его держат в Брикстонской тюрьме. Мы пытаемся добиться его выдачи Польше. Вы же знаете, как обстоит дело с польскими фашистами здесь, в Англии. Из него сделали знаменитость. Им удалось привлечь к нему внимание самых высоких кругов, и теперь англичане тянут время. Вы хорошо знали его в «Ядвиге»?

— Да, — прошептал Тесслар.

— Тогда вам должно быть ясно, в чем его обвиняют.

— Я знаю, что он проводил хирургические эксперименты над нашими.

— Откуда вы это знаете?

— Видел собственными глазами.