Суд и государство

Дабы компенсировать данный «структурный недостаток», проводится большая работа по информационной коммуникации, которая стала ключевым приводом функционирования нашего современного общества – общества так называемой постправды. В большей мере, чем сами факты, дискурс о фактах должен превратиться в основную матрицу формирования общественного мнения и как следствие заложить фундамент легитимности власти и ее институтов. Так, например, в России были предприняты специальные усилия по обнародованию во имя принципа транспарентности судебных решений. В 2008 г. законодатель принял Федеральный закон, направленный на обязательное обеспечение всеобщего доступа ко всем судебным решениям, выносимым на всех уровнях судебной системы[114]. Пленум Верховного Суда РФ со своей стороны принял в 2012 г. Постановление для разъяснения нижестоящим судам механизма применения данного Закона[115]. Эта реформа объясняется чисто политическими причинами, а именно стремлением улучшить имидж правосудия. По крайней мере к такому выводу пришли авторы аналитического доклада, подготовленного Европейским университетом в Санкт-Петербурге, где утверждается, что одним из способов решения проблемы недоверия к судебной системе является повышение ее транспарентности[116]. В конкретной плоскости это означает всего лишь информатизацию информации о деятельности судов. Однако этот, причем весьма распространенный, подход совершенно оторван от реальной действительности. Если верить результатам опроса[117], проведенного в 2008 г. фондом ИНДЕМ, то только 2,4 % респондентов сильно интересовались деятельностью судов. Эта цифра достигала 9,6 %, когда опрос проводился среди предпринимателей. Если сложить сильно интересовавшихся с теми, кто хотя бы немного интересовался, то мы получим не более 18 %. В такой ситуации сложно утверждать, что массовое обнародование информации о деятельности судов было вызвано реальной социальной потребностью в этом, особенно если учитывать, что лишь 7,2 % опрошенных выразили готовность использовать данный инструмент в практических целях. Отсюда вытекает не только то, что решение было сугубо политическим, но и то, что оно не дало ожидаемых результатов, связанных с укреплением легитимности судебной системы и повышением доверия к ней, поскольку избранные средства решения проблемы никак не соответствовали поставленной цели.

Желание во что бы то ни стало укрепить независимость правосудия, отрезать его от политики или даже от государства помимо прочего несет угрозу превращения судов под флагом их независимости в политическую оппозицию[118]. Суды не могут находиться в оппозиции к действующей власти, иначе они будут блокировать нормальное функционирование институтов и изменять себе, поскольку в этом случае они выполняли бы уже политическую роль, для которой у них нет никакой легитимности. Существует и обратная опасность использования властью правосудия для решения тех задач, которые не могут быть решены ни законодательной, ни исполнительной властью по причине крайней политической чувствительности соответствующего вопроса. Ведь в отличие от политических властей судьи не подлежат переизбранию, т. е. ничем в этом смысле не рискуют. В качестве примера можно привести Верховный суд США, могущество которого бесспорно и полностью подчинено интересам политической власти[119]. Скажем, в 2015 г. Верховный суд США вынес решение о законности института однополых браков[120], хотя 14 парламентов американских штатов отказались легализовывать такого рода браки. Решение суда позволило обойти волю местных законодателей и поддержать политическую позицию федеральных властей.

Согласно общепринятому мнению лучшей гарантией от чрезмерной зависимости между судами и политической властью является регулярная смена политической власти. В таком случае время судей длится дольше времени политиков, и у судей нет ни малейшего интереса следовать политической линии, устанавливаемой людьми, которые в конечном счете приходят и уходят. Хотя на первый взгляд трудно не согласиться с рассуждениями такой степени здравомыслия, остается еще вопрос о реальности смены власти, отбросить который оказывается не столь просто. Происходит ли при смене президента обязательная смена политической линии, причем даже в тех ситуациях, когда речь идет о представителях разных политических партий?