Субстанция

Неожиданно со стороны помещения, где разместились солдаты, раздались какие-то возгласы и грохот падающих табуретов. Капитан быстрым шагом направился туда. Ливанский, задумчиво перелистывая дневник, медленно двинулся за ним, как будто его это почти не касалось. В тот момент, когда они вошли, всё уже закончилось – двое рядовых со всей силой держали побагровевшего от ярости Семёнова с кровавыми ссадинами на щеке, пилот в другом конце комнаты – также покрасневшего, как помидор, Лихова с разбитой до крови бровью над правым глазом, явный результат попадания тяжёлого кулака деревенского парня.

– Что тут произошло, вашу мать! – крикнул капитан, хотя, в общем, всё было понятно без слов.

– Лихов достал Семёнова, – с усмешкой ответил Галкин. – Они дружат, как кошка с собакой.

– Получите оба наряд вне очереди, когда прибудем в часть. А если повторится, то сразу в карцер.

Рядовой по фамилии Михеев обиженно заметил:

– Если кого и в карцер, так это вон того придурка, Лихова.

– А за деревенщину ещё ответишь, падла, – сплюнув окровавленной слюной, процедил сквозь зубы Семёнов.

– Посмотрим, деревенщина, – злобно усмехнулся Лихов. – Колхоз, бля!

Новиков подошёл к Лихову, уже избавившемуся от цепкой хватки пилота.

– Скажи, парень, у тебя что, проблемы с психикой? Или тебя в своё время так часто били в школе, что теперь ты решил всех доставать? Если ты мне сейчас всё адекватно объяснишь, то наказания не последует.

Юноша промолчал, с ненавистью уставившись куда-то в сторону.

– В таком случае три наряда, думаю, тебе пока хватит.

Капитан подошёл к окну, выглянув в просвет между досками – снаружи всё ещё лил промозглый дождь, и ветер как будто всеми силами старался прижать к холодной каменистой земле и без того низкорослый кедровый стланик. В этой обстановке меньше всего ему хотелось разрешать какие-то конфликты. Необитаемый остров в открытом море, несколько человек, толком не соображающих, что они играются с ящиком Пандоры, сам ящик Пандоры, то есть распылитель с лошадиной дозой неизвестного штамма бактерий, метеорит, пролетевший слишком близко, и, наконец, буйство стихий, не позволявшее покинуть этот заброшенный и немного пугающий дом.

Слишком много серьёзных вопросов, чтобы быть предельно спокойным, и слишком много, чтобы быть предельно взвинченным. Наконец он сказал про себя: «Главное, хладнокровие, Алексей! Только так, и никак иначе».

Профессор Ливанский прошёл между двумя враждующими сторонами, разошедшимися по разным углам комнаты и вроде бы понемногу приходившими в себя, задумчиво посмотрел сначала на одного рядового, потом на другого. Заглянул в тетрадь, перелистал, затем перевёл взгляд на Михеева и Галкина, присевшего на кушетке. На последнем он ненадолго задержал своё внимание. Илья заметил этот взгляд, и ему стало немного не по себе. Он хотел было что-то сказать в ответ на этот упёртый неприятный взгляд, но, вспомнив о присутствии капитана, счёл за лучшее промолчать.

Ливанский невозмутимо присел рядом с ним. Галкин встретился с ним взглядом, и ему показалось, что мутноватые светлые глаза старика, будто под гипнозом сковывают его по рукам и ногам, как бывало в далёком детстве на приёме у врача, особенно у зубного или хотя бы отолоринголога, что тоже было малоприятно.

Ливанский, не сводя с него глаз, сухо улыбнулся юноше, затем, довольно неуклюже задев его рукой, поднялся и медленно направился к выходу. Галкин в изумлении проводил его взглядом и очнулся от полузабытья, лишь когда за исчезнувшим стариком хлопнула входная дверь. Он всё ещё не мог понять, что произошло, но в его душу уже закралось какое-то чувство омерзения, злобы и, как ни странно, пугающего бессилия. Он был в трансе – несколько секунд близости с этим сухопарым долговязым человеком показались ему долгими минутами и ввергли его в какой-то почти суеверный инстинктивный ужас, сковавший все члены. Постепенно к юноше вернулось осязание и чувство контроля над собой. Вместе с этим он почувствовал и резкую боль в боку.

Посмотрев вниз, он вскрикнул в изумлении:

– Твою мать! Кровь!

Из свежей раны где-то слева под нижним ребром действительно хлестала кровь. Профессор не услышал этого крика, он был уже далеко.

Всё складывалось как нельзя лучше. Пока он дошёл до пустоши, дождь почти перестал литься. Новые сюрпризы природы, причём нельзя сказать, чтобы совсем неприятные. Он машинально сжимал в кармане пальто скальпель, которым нанёс тонкий порез на теле рядового – не настолько глубокий, чтобы кишки вылезли наружу, или он скончался на месте от потери крови, но вполне добротный, хирургический надрез. Лезвие настолько тонкое, что юноша вначале даже не почувствовал боли. Итак, у него всего трое раненых. Трое против троих абсолютно здоровых, чтобы проверить избирательность штамма. Кролики – это, конечно же, ерунда. Он никогда не был сторонником опытов над животными, ведь они довольно малопродуктивны. Зеков сейчас поставляют слишком мало или вообще не поставляют. И что же теперь делать? На банальный вопрос можно дать такой же простой ответ. Работать, чёрт возьми!