Часто бывало, я служил отцу посыльным. Сколько раз меня посылали — то вызвать членов Дин-Тойре, то участников раввинского суда. Одно такое поручение до сих пор сохранилось в моей памяти. Молодой человек, модно одетый, явился к отцу и потребовал, чтобы его невесту вызвали для судебного разбирательства. Невеста жила на Крохмальной в доме № 13. Отец сразу же послал меня за ней — и чтобы с отцом пришла.
В сущности, дойти туда от дома № 10 — пара пустяков. Только пересечь улицу, и все. Но дом этот граничил с печально известной площадью, где шлялись без дела карманные воришки и всякое хулиганье. Там же скупщики краденого обделывали свои делишки. А те дома, что выходили на площадь, — в них были тайные бордели. Далее обычная торговля велась каким-то странным манером: если кто-нибудь хотел купить, к примеру, партию печенья, надо было тащить номер из шапки или же крутить деревянное колесико. Обычные жильцы тут тоже жили — порядочные женщины, чистые, целомудренные девушки, набожные, соблюдающие Закон евреи.
Было лето. На площади толпился народ. Во дворе дома № 13 играли дети. Мальчики — в солдатиков, в «казаки-разбойники», девочки — в «классы», в «дочки-матери». Запускали дрейдл, игра шла на орехи. Столько соблазнов задержаться: можно в одно поиграть, в другое. Но посыльный есть посыльный.
Я подымался по лестнице. Первый этаж еще ничего себе. Выше первого этажа все по-другому: облупленные стены, шатаются перила, грязь на лестнице. Двери раскрыты настежь. На кухнях чадят керосинки, поднимается пар, стучит молоток, жужжит швейная машинка, поют портниха и ее ученицы. Те, к кому меня послали, жили на самом верху. Я открыл дверь — и увидел мужчину с окладистой темной бородой и девушку, очень скромно, но прилично одетую. Мужчина сидел за столом. Он обедал. Девушка наливала бульон, а может борщ. Мужчина сердито глянул на меня:
— Чего тебе?
— Вас просят прийти на Дин-Тойре.
— Кто это меня вызывает?
— Жених дочери.
Мужчина проворчал что-то. Девушка тоже смотрела недовольно.
— И что нам теперь делать? — спросила она отца.
— Раз зовут, надо идти, — отозвался он с мрачным видом.
Закончил есть, торопливо произнес молитву Девушка оделась, пригладила волосы перед зеркалом. Как правило, меня начинали расспрашивать: что да почему, да зачем вызывают? На этот раз отец и дочь хранили молчание. Мрачное, тяжелое молчание. Так мы и пришли к нам домой. Отец предложил мужчине сесть. Девушка осталась стоять — женщине не было места в комнате моего отца. Отец задавал обычные вопросы:
— Кто истец?
— Я истец.
— И что вы хотите?
— Хочу расторгнуть помолвку.
— Почему?
— Потому что не люблю ее, — ответил молодой человек.
Отец был явно смущен. Я залился краской. Отец девушки мрачно стоял здесь же, неуклюжий, угрюмый, темноволосый, с окладистой большой бородой. А она пахла шоколадкой и духами. На высоких, тонких каблуках. Как можно сказать, что не любишь такую? Это я не понимал. Но молодой человек — тот еще франт, на принца похож. Что ему хорошенькая девушка!
Отец дернул себя за бороду:
— И что еще?
— Это все, рабби.
— Ну а вы что скажете? — отец так задал вопрос, что непонятно было, обращается он к отцу или к дочери.
— Я люблю его, — ответила девушка сухо и почти что сердито.
В большинстве случаев отец быстро приходил к решению. Он всегда старался примирить стороны, достигнуть хоть какого-то компромисса. Но разве сейчас это возможно? Отец поглядел на меня, будто спрашивая: «Ну а ты что скажешь?» Но и я был в растерянности. И тут он произнес нечто, чего я от него никогда не слыхивал. Не так давно было введено в обычай, что раввин мог пригласить кого-нибудь из тяжущихся, чтобы обсудить обстоятельства дела наедине. Отец часто говорил, что не одобряет такую практику — раввин выносит приговор и потому не должен тайно беседовать ни с одной из тяжущихся сторон. И вдруг слышу: «Пожалуйста, пройдемте со мной».
Он поднялся и сделал знак отцу девушки. Вместе они вошли в соседнюю комнату, я отправился следом. Если есть какой-то секрет, мне его обязательно надо знать. Разве нет? Дверь оставалась открытой. Уши мои тянулись, чтобы услышать, что же говорят отец и этот, второй. Но глаза сами собой устремлялись на молодую пару.
И тут я увидел нечто из ряда вон выходящее: маленькая, тоненькая девушка подошла к жениху, они заговорили, потом заспорили на повышенных тонах, и внезапно раздался звук пощечины. Потом — еще раз. Не помню теперь, кто сделал это первым, но знаю только, что они оба это сделали, да так тихо и спокойно — совершенно не в обычаях Крохмальной улицы. Дали друг другу по пощечине — и разошлись. Отец ничего этого не слышал. Мне показалось, отец девушки почувствовал: что-то случилось — но не подал виду Я заплакал. Впервые вдохнул я аромат тайны, которая всегда существует между мужчиной и женщиной, пряный аромат любви.
А в спальне разговаривали. Отец сказал:
— Если он не хочет жениться, что я могу сделать.