Строки, добытые в боях

Я с землей был связан немало лет.
   Я лежал на ней. Шла война.
Но не землю я видел в те годы, нет.
   Почва была видна.
В ней под осень мой увязал сапог
   с каждым новым дождем сильней.
Изо всех тех качеств, что дал ей бог,
   притяженье лишь было в ней.
Она вся измерялась длиной броска,
   мерам нынешним вопреки.
До второй избы. До того леска.
   До мельницы. До реки.
Я под утро в узкий окопчик лез,
   и у самых моих бровей
стояла трава, как дремучий лес,
   и, как мамонт, брел муравей…
А весною цветами она цвела.
   А зимою была бела.
Вот какая земля у меня была.
   Маленькая была.
А потом эшелон меня вез домой.
   Все вокруг обретало связь.
Изменялся мир изначальный мой,
   протяженнее становясь.
Плыли страны. Вился жилой дымок.
   Был в дороге я много дней.
Я еще деталей видеть не мог,
   но казалась земля крупней.
Я тогда и понял, как земля велика.
   Величественно велика.
И только когда на земле война —
   маленькая она.

Марк Максимов

Марк Давыдович Максимов родился в г. Сновске (ныне г. Щорск) в 1918 году в семье служащего. Юность его прошла в Киеве. Там в школьные годы он начал писать стихи. Первые его стихи были опубликованы в 1939 году, когда он был студентом факультета языка и литературы Киевского педагогического института имени Горького. Этот институт он закончил в 1940 году и через несколько месяцев был призван на службу в армию. Почти всю войну Максимов провел в партизанском крае, в Белоруссии. Был политруком кавалерийской разведки, редактором партизанской многотиражки «Смерть врагам», политруком при смоленском штабе партизанского движения. Награжден медалью «Партизану Отечественной войны».

В первой книге стихов Максимова «Наследство», вышедшей в 1946 году, есть посвящение: «Всем друзьям из Особого соединения „Тринадцати“, которые делились со мной сухарем и цигаркой или просто любили между двумя пулеметными очередями послушать эти стихи».

Письмо ровеснику

С полнолетьем, товарищ!
Сегодня согреты в руках
наши письма без марок,
в косых самодельных конвертах.

Матерям о здоровье
в них пишут «во первых строках»,
о разлуке — подругам,
друзьям — о походах и ветрах…

Мне припомнилось детство;
ссутуленный, старенький дом,
где качала нас мать
и ждала до рассвета устало,
что дырявая крыша
вот-вот заиграет огнем
или брызнет в окно
раскаленный осколок металла.

Нам даны были крылья
орлиной и мирной страны.
Но когда мы взлетели,
подумалось в первом полете,
что, рожденные в битвах,
быть может, для битв рождены.

И окончилось детство,
Ты ныне дневальный по роте.
Спит казарма.
И кто-нибудь изредка вскрикнет во сне.
И в наполненной фляге,
в подсумке, на пояс надетом,
в полуночном стихе,
в полутемном дежурном огне —
ожиданье тревоги.

И пишется только об этом.
Ты — дневальный по роте.
И где-то часы в пустоту
бьют призывно,
как склянки,
велящие вахте сменяться.
Так приходит к нам мужество
в первую ночь на посту,
в неприметную ночь,
по московскому ровно в двенадцать.

Апрель, 1941

Поезд