– А ну-ка поясни, товарищ «Валуев», почему это не надо включать прожектор?
– А самому подумать, трубадур ты наш доморощенный? – гоготнул в ответ Вован.
– Всё правильно Володя говорит, – сказала тогда Надежда. – С фонарём этим всё равно ничего толком не увидишь, а вот сам фонарь будет виден издалека. Как маяк для этих… Понял?
– Понял… – Лёха зачем-то почесал за шеей.
– Так, что, возвращать дрон?
– Нет, – мертвец покачал головой, – пусть висит. Только разверни его камерой на восток, и повыше подними, на предельную высоту.
– Да зачем же?!
– Затем, Надежда, – снова заговорил Вован, – что, если со стороны Каньона кто-то будет ехать по ночи, ехать он будет, вероятно, с включёнными фарами… Всё как с твоим «маяком», только наоборот: мы их «маяк» увидим.
– Совершенно верно! – подтвердил Лёха слова товарища. – Ты ведь спать этой ночью не собираешься, а, Надежда Михайловна?
– Обормот ты, Лёшка, – улыбнувшись, ответила ему мёртвая женщина.
Сергей не нашёл мотоцикла на месте взрыва «бомбёшки». Только изломанного каменной шрапнелью бессмысленно подёргивающегося недалеко от воронки стрелкá, который, по-видимому, закрыл собой последнего выжившего мотоциклиста, приняв в спину добрый килограмм измельчённой скальной породы. Ранец его дыхательного аппарата был разорван в клочья, – его попросту сдуло с широкой спины, – а сама спина была вся красная. Он видел следы круто свернувшего влево мотоцикла. Даже не стал всматриваться в черноту каньона, в надежде заметить там случайно мазнувшее по вставшему на пути у мотоциклиста камню пятнышко света. Зачем? Ему теперь было понятно назначение необычно большого экрана на приборной панели брошенного мотоцикла… Инфракрасная фара плюс видеокамера, изображение с которой выводится на экран. Так эти твари обдолбанные перемещались в кромешной темноте.
Старый мёртвый опер Андрей Ильич Черкасов был мёртв по-настоящему. Мертвее мёртвого. Когда Сергей добежал до него, лежащего в темноте на холодном песке, тот был бездвижен.
Он склонился с фонарём над телом товарища, осмотрел голову и шею, ощупал позвоночник, после чего осторожно перевернул тело на спину. Глаза Андрея Ильича за жёлтыми защитными очками были широко открыты, слегка мутные карие глаза смотрели прямо. Грудь мертвеца была сильно побита пулями. Сергей приблизил лицо к груди и потянул ноздрями жидкий воздух. Пахло горелой проводкой. Пошевелил безвольные руки, проверил ноги. Признаков повреждения скелета он не заметил, только множественные пулевые ранения в туловище и несколько в плечи и бёдра.
Андрей Ильич уже остывал, – это термогель, которым у мертвецов заполнены артерии, вены и капилляры, перестал нагревать пропитанную консервантами мёртвую плоть. Значит, повреждена система питания, – отсюда и запах горелой проводки… Скоро конечности Ильича перестанут сгибаться, и тогда он станет неудоботранспортабельным, деревяшкой станет несгибаемой…
Сергей снял с разгрузки товарища чудом уцелевшую рацию, выжал тангенту, отпустил. Работает.
– Тёзка, – позвал он Майора.
– На приёме.
– Что у тебя?
– Два двухсотых. Раскидало их тут хорошо… Лежат, дрыгаются. Одну ногу найти не могу…
– Не ищи, не надо. Давай скорее сюда.
– Что у вас?
– Ильич у нас. Двухсотый. Ну, может ещё двести пятьдесят… Надежда посмотрит, скажет.
– Еду.
Через минуту в темноте возле ущелья вспыхнули фары машины…
…Андрея Ильича они с Майором уложили в багажник – куда старый опер так не хотел. Уложили очень аккуратно и засыпали песком, чтобы не болтался в дороге. Чего ему будет, мёртвому?.. А так целее будет. Может быть, Надежда действительно сможет что-то сделать…
Осмотр достигнутых результатов много времени не занял.
Двое, что пытались прорваться через ущелье, оказались, – вот же неудивительно-то, а! – неграми. Мужского и женского пола. Причём, баба, несмотря на комплекцию подающей надежды пауэрлифтерши, оказалась сильно симпатичнее «Анжелки», – она была за рулём мотоцикла, и, благодаря защите пуленепробиваемого обтекателя, ей оторвало только одну руку, правую. А вот негра-бодибилдера, что сидел позади чёрной красавицы, разобрало буквально на запчасти. Кстати, упомянутую Майором ногу всё же нашли, – лежала за камнем в двадцати метрах от мотоцикла. Все останки шевелились, но слабо, потому как уже начали замерзать. Ядерный боеприпас был на своём месте внутри корпуса мотоцикла, совершенно целый и невредимый, как, впрочем, и мотоцикл, который только слегка поцарапало камнями.
А вот третий, что стрелял в Майора, при внимательном осмотре оказался белым… или белой?.. В общем, существом непонятного пола. Тут мнения товарищей разделились:
– Это гомик, – уверенно сказал Сергей, осветив существо фонарём, – просто он женских гормонов обожрался и сиськи искусственные себе вставил… Так называемый «трансгендер».
– Да баба это, – возразил ему Майор. – Баба, просто страшная, как атомная война. Англичанка, или немка, или финка, прости господи…
– А чего не американка? – усмехнулся Сергей.