Стройотряд

Старый хитрец делал это специально – ждал, когда товарищи ударят американцам в спину. А товарищи не могли. Майор только что закинул в ущелье вторую, последнюю «бомбёшку», – Сергей слышал, как позади второй раз гулко ухнуло, – сейчас пойдёт на зачистку… А сам он не успевал… Не успевал, мать-перемать! Ему бежать ещё как бы ни километр – минуты две бежать…

…А тем временем расстояние между американцами и мёртвым опером сокращалось. Мертвец поначалу точно садил в мотоцикл пулю за пулей, пытаясь достать мотоциклиста, но только высекал искры из обтекателя, да безуспешно бил в прозрачный лобовой щиток, который – вот же неудивительно! – оказался тоже пуленепробиваемым. Американский гад надёжно укрылся в своём водительском гнезде, лёг грудью на ядерную бомбу и выглядывал вперёд сквозь щиток, накручивая газ. Когда дистанция стала меньше полутораста метров, Андрей Ильич сосредоточил огонь исключительно на стрелке, который стал попадать в него всё чаще, – издырявил ему уже весь комбинезон, подлец. Мёртвый опер бил точно. Не раз уже он поразил поганца, но тот, казалось, вообще не реагировал на попадания, будто тоже был мертвецом…

…Пробежав ещё метров триста, Сергей остановился. Времени больше нет! До мотоцикла оставалось метров двести пятьдесят – вполне достаточное расстояние для броска. Полоса тени вот-вот должна была догнать и укрыть проклятых американцев, и Ильичу будет невидно – куда стрелять.

А тем временем мотоциклист не сворачивает. Ведь может просто сбросить газ и дать тени скорее себя догнать. Да почему же он не сворачивает! Зачем продолжает ехать вперёд, на старого мёртвого опера! Боится, что и в темноте не сумеет уйти влево, что мертвец перестанет стрелять прицельно короткими и примется поливать длинными во весь магазин очередями?

Он нащупал в «бомбёшке» торчавший из пластита цилиндрик взрывателя и крутанул его по часовой стрелке, отсчитывая восемь щелчков. Восемь секунд – столько времени оставалось теперь до взрыва. Прикинул траекторию на глаз, размахнулся и изо всех своих мертвецких сил зашвырнул в черноту туго перемотанный серой лентой ком из четырёх брикетов взрывчатки и четырёх тяжёлых железистых камней…

Видела бы этот бросок Надежда – точно бы не одобрила. Так ведь и без руки можно остаться!

…Попал он, или нет, того Сергей не понял. За долгие семь секунд, что боеприпас был в полёте, темнота наконец нагнала и накрыла мотоцикл. Он видел только короткую тусклую вспышку метрах в десяти от стремительно убегавшей границы яркого дневного света. И ещё он увидел, как за секунду до взрыва шагавший навстречу американцам Ильич вдруг опустил автомат и упал ничком на песок.

***

– А кто такая Анжела Дэвис? – поинтересовался Вован, выслушав подробный рассказ Лёхи о посещении американского корабля. Рассказ был для Надежды. Кандидат медицинских наук Надежда Михайловна Скворцова очень заинтересовалась упрятанной в анабиозную камеру «афроамериканкой».

Они втроём – Надежда, Лёха и Вован – сидели по-турецки, прямо на песке, в тени меж невысоких барханов в двух километрах от строившегося города. Рядом стояли два мотоцикла и готовый к полёту дрон. Второй дрон в это время висел над городом и наблюдал очередной «стремительный домкрат» – сиречь закат, по меткому выражению Лёхи: окружённое голубым маревом белое солнце на экране пульта управления дроном ныряло за горизонт так лихо, что было бы сложно подобрать этому зрелищу более точную и выразительную метафору.

– Анжела Дэвис, – сказал Лёха, – это такая кучерявая как одуванчик американская негритоска, ярая феминистка и лесбиянка. В своё время, баба эта была в большом авторитете у всяких леваков и элгэбэтэшных дегенератов. Померла в начале века[32].

– Тьфу ты мерзость какая… – покривился муж, отец и посмертно дед Вован. – А чего у той, что на корабле, волосы тоже как одуванчик?

– Не! – Лёха усмехнулся и сощурил глаза. – Такая же страшная.

О «Шарапове» к тому времени Лёха Надежде уже рассказал, премного её тем удивив. Надежда было затребовала карту памяти дрона с материалами из пещеры, но Лёха осадил её научное рвение, сказав, что все карты остались у Сергея, кроме одной – той, что лежала теперь в кармане её комбеза. Да и ту, к слову, Надежда просмотреть пока не могла, так как вся аппаратура из её и Сергея палаток уехала на одном из вездеходов далеко в пустыню.

Ещё Лёха рассказал об их приключениях в месте, названном Сергеем «Афедроном», но эта история мёртвую женщину мало впечатлила, – только повеселило название самого места. Лёха справился у неё насчёт непонятного слова, и когда та ему объяснила, высоко оценил юмор начальника.

Стемнело.

– Что будем делать с дроном, командир ополчения? – спросила Надежда, посмотрев на Лёху с привычной иронией. В свете звёзд и слабо подсвеченных кнопок пульта лицо мёртвой женщины едва угадывались в густой темноте.

– А что не так, дорогая?

– Так не видно ведь ничего.

– Можно прожектор включить и водить им по сторонам…

– И много ты так увидишь?

– Не надо прожектор включать, Надежда, – сказал Вован.

Лёха с Надеждой повернулись к мёртвому боксёру.