Строговы

Спустя несколько дней после этого разговора пять плотников-новоселов застучали топорами на берегу речки, у большого омута.

Анна приходила к срубу за щепками, смотрела на дружно работавших плотников и радовалась.

Как-то вечером, возвращаясь вместе с Матвеем и плотниками домой, она сказала:

— Осенью, Матюша, за жерновами в город съездишь. Зимой с батей закрома и колесо сготовите, а на будущий год к страде и пустить можно. Вот между делом и построим мельницу.

Матвей вяло слушал ее; он смотрел на зеленеющие смолевые пихтачи, тянувшиеся до берегов Юксы, и думал о своем.

Через несколько дней Анна родила. Плотников пришлось распустить. Сруб мельницы остался незаконченным.

2

Когда Анна поправилась, а ребенок, названный Максимом, немного окреп, Матвей решил отправиться на Юксу. Стояло затяжное ненастье, и в поле все равно делать было нечего.

Дед Фишка суетился, собирал припас, харчи в мешок, торопил Матвея, боясь, как бы какие-нибудь дела вновь не задержали племянника.

Из дому охотники вышли в один из дождливых дней после успенья и целую неделю бродили по тайге.

В лесу было тихо. Как и шесть лет назад, в грустной задумчивости приопустив сучья, стояли кедры. По-прежнему с шумом катила Юкса свои мутные воды.

Матвей знал здесь каждый угол, и всюду ему хотелось побывать, приятно было вспомнить о прошлом.

После солдатчины и встречи с Беляевым мир повернулся к Матвею какой-то иной стороной. Мысли стали острее и беспокойнее.

Еще совсем недавно Матвей мало думал о несправедливости купца Кузьмина. Это вспоминалось лишь два раза в год, когда приходилось везти богатому золотопромышленнику большую долю того, что добывалось трудом отца и его, Матвея, на пасеке. Теперь же он не забывал об этом ни на минуту.

Демьян Штычков разорил семью бывшего запевалы его роты, Антона Топилкина. И все-таки виноватым остался опять Антон. Именно он, а не Демьян Штычков, покинул родное гнездо и ушел одиноко бродить по белому свету.

Сколько же людей работает на таких вот Кузьминых, штычковых, юткиных? И почему люди терпят эту несправедливость?

Дед Фишка не замечал задумчивости племянника.

— Теперь, Матюша, мы с тобой опять одни на Юксе. Все как раньше, до службы, — говорил он, испытывая радость от одного сознания, что они с Матвеем снова идут по тайге, как ее безраздельные хозяева.

Матвей понимал старика и радовался вместе с ним. Однако внутренне он не был уверен, что все останется, как прежде. Любовь к тайге и охоте жила в его душе с той же силой, что и шесть лет назад, но наряду с этой страстью в нем появилось и другое: тяга к людям.

Как только выведрилось, Матвей заторопился домой.

Из тайги охотники возвращались довольные, с тяжелой поклажей на плечах. В мешках лежали вспоротые (чтобы не протухли) глухари и рябчики.

По пути на пасеку завернули в Балагачеву. Заходить сюда они не собирались, деревня стояла в пяти верстах от тропы. Но ясный день кончился, а к вечеру небо опять заволокло тучами, и ночь начиналась дождем. Где-то за Юксой на темном небосклоне вспыхивали яркие молнии и погромыхивал гром.

Кинтельян Прохоров и его жена Акулина встретили охотников приветливо.

— Постарел ты, Захарыч, — ощупывая плечи Матвея, говорил хозяин, — усы, бородку отпустил, да и сам раздался.

— Да, а был-то какой! — сочувствующе поддакнула Акулина. — Орел! Мы с мужиком все, бывало, любовались.

— Бегут года. И рад бы остановить их, да не выходит, — с грустной усмешкой сказал Матвей.

Кинтельян стал жаловаться на судьбу.

— Живем — коптим небо, — заговорил он, — что летом заработаешь, то зимой съешь. А нынче совсем не знаю, как жить будем. Сена мало заготовили, а хлеб из-за дождей, почитай, весь на корню погнил.

— Да ведь у вас, кажись, насчет лугов тут раздолье, — не понял Матвей.

— Лугов-то много, да не достаются они нашему брату. Все хорошие места Сергуха Волков захватил. Луга делили по скоту. А у него, почитай, одних коров десятка два голов будет. Что ж, первый житель в деревне, все под его рукой ходят. Нам с Ариной Добровой достались две делянки в низинах, где одна осока растет.

— Как Арине-то живется? — спросил дед Фишка.

Арина была вдовой Изосима Доброва, утонувшего на Юксе вместе с Прибыткиным и Меншиковым.

Акулина покачала головой.

— Плохо живется Арине. Бьется баба как рыба об лед.

— А все Степан Зимовской насмутьянил: бегал по деревне да всем золотые горы сулил, — со злобой сказал Кинтельян.

— И он, Кинтельян Прохорыч, пострадал. Видел сам — от заимки одни угли остались, — заметил Матвей.

— Что верно, то верно, — согласился Кинтельян. — А все ж таки живет Зимовской не по-нашему. Нынче по весне лавку в Сергеве открыл, капитал думает сколотить, а потом на Юксе собирается золото искать. Мужики сказывали, опять артель сбивает.

Матвей изумленно взглянул на деда Фишку. Тот был так поражен этой новостью, что слушал, не сводя глаз с Кинтельяна.

— Вот жена намедни была в Сергеве. Степан-то Иваныч, говорит, за прилавком в белом фартуке, что твой купец в городе…

— Этот маху не даст, нет! Добром дело не пойдет — обманывать станет, — вставила Акулина.