Строговы

— Кто стрелял? — сдавленным голосом крикнул он, завидев впереди сгрудившихся партизан.

Из группы отделился командир заставы, ломовицкий батрак Никита Михеев.

— Я стрелял, товарищ командующий.

Бросив поводья, Матвей спрыгнул с седла, приблизился к партизанам.

— Я вам что приказывал?! — закричал он, будучи не в силах сдерживать гнев.

— За человеком, вишь, товарищ командующий, беляки гнались. К нам бежал. Душа-то и не стерпела. Винюсь… — простодушно сказал Никита, стараясь стоять перед командующим навытяжку. — А человек-от вон он, в снегу лежит. Подстрелили, видать, окаянные.

Подъехали отставшие от Матвея Старостенко, Антон и ординарцы. Матвей приказал доставить перебежчика в лес.

Никита Михеев и с ним еще три партизана поползли к человеку, черневшему на снежной поляне, освещенной мягким голубоватым светом месяца. Однако предосторожности оказались излишними. Посты белых молчали. На ногах человека оказались лыжи. Партизаны положили его на них и без особых усилий подтащили к лесу. Матвей склонился над ним, присматриваясь. Оскалясь, на него смотрел остекленевшими глазами обросший бородой человек, похожий на Дениску Юткина.

У Матвея похолодело в груди. Стараясь удостовериться в своей догадке, он опустился на колено возле трупа, просунув руку под закинутую назад голову, приподнял его. Одна лыжа выскользнула из-под трупа, и Матвей поспешнее, чем требовалось, опустил его на снег.

— Товарищи, это Денис Юткин, он от Залетного шел, — поднимаясь на ноги, сказал Матвей.

Все, как по команде, склонились над Дениской.

— Лыжи у него мои, — сказал Матвей.

Теперь все разогнулись и посмотрели на Матвея.

— А не ошибка? — спросил Старостенко.

Матвей вытащил из-под Дениски вторую лыжу и сказал:

— Какая же ошибка? Вот и ремни мои. А вот заплатка на обшивке. Дед Фишка перед походом чинил.

Все это было неоспоримо, но Антон и Старостенко молчали, по-видимому все еще сомневаясь в словах Матвея.

— Унесите его в избушку, — приказал Матвей и, обретая вновь утраченную в ожиданиях уверенность, крикнул:

— Ординарцы! Передайте сигнал к бою!

Ни Антон, ни Старостенко не ожидали, что командующий, минуту тому назад расстроенный, озабоченный и какой-то растерянный, повернет так круто.

Верховые, как ошалелые, поскакали в разные стороны. Лес ожил, наполнился свистом, говором, треском.

Тускнел свет месяца, гасла голубизна снега, темнело небо, звезды мерцали уже из глубины мягко-бархатной наволочи. Сумрак сгущался, чтобы через час бесследно исчезнуть.

3

Дружины нападения были на середине поляны, когда из-за углов строений дробно застучали пулеметы.

Внезапность нападения, на которую серьезно рассчитывал штаб партизан, из-за выстрелов Никиты Михеева была наполовину утрачена. Буровцы, и без того державшиеся начеку, мгновенно пришли в движение. Теперь от партизан требовалось еще больше смелости и отваги.

Матвей понял все это с первой минуты боя. Он вылетел на своей быстрой серой лошадке из лесу и, приподнявшись на стременах, закричал:

— Ребята! Не робей!.. Во дворы пробивайся!..

Первые цепи партизан были уже далеко и не слышали голоса командующего, но оказавшиеся рядом с ним еще стремительнее побежали вперед.

Жирово лежало окутанное предутренним липким сумраком. Мигавшие в избах огоньки потухли, едва лишь раздались первые выстрелы.

Пулеметы белых татакали взахлеб то поочередно, то все сразу. Пока обстановка для белых оставалась неясной, они заботились только об одном: закрыть доступ в Жирово по проулкам.

Вдогонку дружинам нападения Матвей направил три взвода стрелков, вооруженных самым различным оружием — от винтовки до дробовых и капсюльных ружей.

— В овинах и банях, ребята, оседайте, — наказал им Матвей.

Но стрелки не достигли цели. Белые заметили их, и пулеметы пустили длинные очереди, рассеивая веер пуль широко по фронту. Стрелки залегли, пряча головы в сугробах снега.

Матвей кинулся на левый фланг, куда по времени уже должен был прибыть отряд Архипа Хромкова. В березнике, возле самой поскотины, он наткнулся на партизан, преспокойно сидевших кучками, как на привале.

— Какого черта на месте стоите? Занимайте крайнюю улицу! — закричал Матвей, увидев Архипа.

Матвей резко повернул коня и крикнул строго:

— А ну, мужики, подымись!

Одни узнали командующего по голосу, другие увидели его в лицо, — предутренний сумрак стал совсем уже редким. Партизаны поднялись, опережая друг друга.

— Мужики! Живо стройся. За мной! — крикнул Матвей и ударил свою лошадь плетью.

Партизаны схватились за оружие.

Матвей подскакал к следующей стоянке партизан и остановился. Вновь послышались его горячие, призывные слова. Они поднимали с земли уставших людей.

Ни страха, ни тревоги не было в эти минуты в душе Матвея. Выл лишь трепет. Каждая жилка в теле, каждая частичка его души были охвачены страстью борьбы и словно пели, ведя его самого и увлекая других.

Лошадь будто чувствовала состояние своего седока. Она приплясывала, крутилась колесом, нетерпеливо дергая повод.

Лес тянулся почти до самых жировских огородов.