Строговы

— Сын вроде? — обращаясь к мужикам, спросил Мирон.

— Старшой Захарыча. Сколько лет не видались. Отец не чаял и встретиться, а тут, вишь, как получилось! — сказал Архип Хромков.

— Всяко бывает! Не ждешь, где и встретишь, — засиял улыбкой и Мирон Вдовин, радуясь чужому счастью, как своему собственному.

Матвеи снял руки с плеч Артема, украдкой вытер глаза. Артем принялся здороваться с партизанами. Те крепко жали ему руку, поздравляли с возвращением в родные края. Неотрывным взглядом Матвей наблюдал за сыном. Другим, совсем другим возвратился на родную землю его первенец. Когда они расстались, Артем был неловким, угловатым юношей, с чистым лицом и по-мальчишески ясным взором. Теперь он возмужал, раздался в плечах, говорил густым, спокойным голосом. Красивое смуглое лицо его было чуть угрюмым, строгим, и застаревшая усталость проглядывала в каждой черточке.

«Эх, сын, сын! Вот какой ты стал!» — не без сожаления, но с гордостью подумал Матвей.

— А мать с бабушкой всё тебя во сне видели, — усмехнулся он, не переставая смотреть на сына. — Выходит, не зря снился.

— Живы-здоровы? — с поспешностью спросил Артем, тоже не переставая приглядываться к отцу.

— Да ты разве не из дому?

— Нет. Прямо сюда приехал. С делами я к вам из штаба Красной Армии.

— Ну-ну, говори скорее, — заторопил сына Матвей и рассмеялся радостным смехом, который ни удержать, ни скрыть был не в силах.

Артем огляделся, смущаясь, начал:

— Штаб пятой приказал передать под большим секретом… — и замолчал.

Матвей одернул гимнастерку, лицо его приняло строгое выражение.

— Понятно! Ну, товарищи, — взглянул он на партизан, толпившихся у стола, — прошу не прогневаться, оставьте штаб, а за рассказами милости просим на огонек.

— Дело военное, Захарыч, сами понимаем, — сказал Мартын Горбачев и, опираясь на костыли, пошел к двери; за ним потянулись другие партизанские начальники и командиры.

— Как доехал-то? — поддаваясь нетерпению, спросил Матвей, топчась за столом и не находя себе места.

— Лучше, чем ожидал, отец. Белые по тракту больше держатся, а я по проселочным дорогам кружил.

— Подфартило, Артем. Мог бы и в глубине на белых нарваться, каратели тут всюду снуют, хотя и перебили мы их порядком, — пощипывая рыжие усы, проговорил Антон.

— Предусмотрели и это, дядя Антон. Охранную бумагу чуть ли не от самого адмирала имею, — лукаво сощурил глаза Артем.

— Ну, вот весь штаб на месте, — сказал Матвей, когда Мирон, вышедший последним, захлопнул за собой дверь. — Антон Иваныч у нас — комиссар, Илья Александрыч вот — начальник штаба, а я, вишь, командующим значусь. Не думал, не гадал, Артюша, а дожил, — опустив голову, тихо и смущенно закончил Матвей.

Артем взглянул на отца. То, что командующим партизанской армией, в которую он прибыл с важным поручением, оказался отец, Артема нисколько не удивило. Он всегда любил отца восхищенно и, даже став взрослым, по-детски преувеличивал все его добродетели. Стараясь сделать вид, что он не заметил смущения отца, Артем торопливо сказал:

— Да, я ведь с пакетом прибыл.

Он снял с головы папаху, вынул из-за подкладки сильно измятый пакет за сургучными печатями и протянул его отцу.

2

Народ к Строговым стал собираться с полудня. Двери то и дело раскрывались, и в прихожей появлялись все новые и новые лица. Сельчане с бесцеремонным любопытством рассматривали «служилого» и, перекинувшись словом с дедом Фишкой, суетившимся у порога, уходили. Среди любопытствующих было несколько баб, мужья которых потерялись на войне без вести. Эти со слезами на глазах, всхлипывая, спрашивали Артема, не встречал ли он где-нибудь дорогих им людей.

В сумерки, как только у Строговых в окнах засветился огонь, к ним потянулись со всех концов села партизаны. Были тут командиры отрядов, члены совдепа. Набралось много и партизанской молодежи, которая несла теперь всю службу разведки и охраны отвоеванных у белых селений. Парни и девки, стараясь не мешать старшим, разместились у порога и по углам.