Строговы

От решительного натиска Савоси городовой растерялся, попятился, но Максима из своих рук не выпустил.

— Отпусти парня! — крикнул Савося.

Городовой заколебался. Гимназисты заметили это и многоголосно запротестовали.

— Я буду папе жаловаться! — визжал Гриня.

Через полчаса Максим сидел в грязной, прокуренной каталажке полицейского участка. В окошко до него доносился простуженный голос Савоси, доказывавшего невиновность Максима. Но в дело вмешался, по-видимому, сам пристав.

Из крика пристава Максим понял, что Гриня — сын какого-то большого начальника, которого пристав называл не иначе как «их превосходительство».

Весь вечер и ночь Максим провел в ожидании вызова к приставу на расправу, но о нем словно забыли. В каталажку вталкивали все новых и новых людей, и под утро стало так тесно, что но только лечь, а и сесть было негде. Забившись в угол, Максим смотрел на пьяниц, воров, проституток, потеряв надежду выбраться на волю.

Только рано утром Максима вызвали к дежурному участка. Дежурный потребовал от него адрес отца. Максиму не хотелось, чтобы отец знал о его драке с гимназистами, и он схитрил. Услышав, что у Максима нет ни отца, ни матери и живет он где придется, полицейский немного обмяк и проговорил:

— Ну, иди, да смотри, с гимназистами больше не связывайся.

Максим выбежал из участка и сам себе улыбнулся. То, что ему удалось провести полицейского и, может быть, спасти отца от неприятностей или даже от штрафа, обрадовало его. «Скажу тяте, что у товарищей ночевал», — решил он и пошел в мастерские.

Неподалеку от полицейского участка Максим встретил Савосю. Слесарь шел не один — два токаря из той же мастерской сопровождали его.

Савося обнял Максима, похлопал по спине широкой ладонью.

— Вырвался? Ну и молодец! А мы вот тебя выручать отправились. Уж от нас троих эти собаки не открутились бы!

Токари засмеялись, и один из них, постарше, проговорил:

— Приходилось не раз по этим делам бывать тут. В прошлом году мастера Михеича из судоремонтных тоже артелью выручали. Так пристава прижали, что он не знал, куда и деваться.

«Э, вон какой он, Михеич-то!» — подумал Максим и, оттого, что он побывал в той же каталажке, где когда-то сидел известный мастер, ему стало еще радостнее.

С этого дня Савося стал другом Максима. И хотя слесарь был по-прежнему неразговорчив, Максим всегда чувствовал его ласковые, ободряющие взгляды.

6

Работа в мастерских увлекла Максима. Вначале от стука молотков, от шума кузнечных мехов, от скрежета пил у него шумело в голове, но так было только в первые дни, пока он не привык.

Особенно любил Максим обеденные перерывы. В это время рабочие сходились в просторное помещение сторожки, служившее когда-то складом, садились за длинный стол и, распивая чай, вели интересные разговоры. Чаще всего говорили о войне. Пожилые рабочие, сыновья которых были на фронте, приносили с собой письма и здесь читали их вслух.

С куском черного хлеба и кружкой в руках Максим садился на окно и, поглядывая на рабочих, слушал их разговоры.

Но однажды пришлось заговорить и ему. Работал в мастерских слесарь Дормидонтыч. Хоть был Дормидонтыч рабочим, но жил справно: имел свой дом с квартирантами, держал двух коров и в мастерскую всегда приносил бутылку молока. Был он горячим спорщиком и спорил со всеми.

Как-то рабочие заговорили о том, что война разорила народ. Дормидонтыч возьми и скажи: разорила, дескать, да не всех. В деревне вон живут-де богато. На базаре крестьяне дерут втридорога за каждый пустяк.

Никто не успел еще и рта открыть, как послышался звонкий голос Максима:

— Ну и богато! У нас в Волчьих Норах, дядя Дормидонтыч, полсела теперь безлошадных.

Рабочие засмеялись, заговорили, одобряя слова Максима. Дормидонтыч сердито посмотрел на него. После этого случая Максим Не боялся уже вступать в разговоры взрослых рабочих.

В один из дней, незадолго до окончания работы, Савося подошел к Максиму.

— После работы дождись меня, дельце есть, — тихо сказал он.

Максим кивнул головой и с нетерпением стал посматривать на часы. Но дело, о котором говорил Савося, было настолько несложным, что, когда тот рассказал ему, Максим разочарованно подумал:

«А я-то ждал!»

Савося попросил Максима минут десять походить взад-вперед около сторожки и последить, не появится ли кто-нибудь на пустыре за мастерской.

На пустыре никто не появился. Савося вышел из сторожки и, слегка кивнув Максиму, сказал:

— Ну, шагай домой. Спасибо тебе!

Максим шел домой, тревожно раздумывая: «Еще благодарит! Что он там делал? Неужели свинец воровал? Может, они со сторожем заодно работают?»

Утром рабочие нашли в своих ящиках с инструментами листовки комитета Российской социал-демократической рабочей партии большевиков. Как они к ним попали — для всех осталось загадкой. Листовки были напечатаны на серой бумаге четким типографским шрифтом.