— Нет, я не хочу. Мне ночь не поспать ничего не стоит. Дело студенческое, не раз приходилось.
«Э, да он студент», — подумал Матвей и еще раз осмотрел Соколовского.
О студентах он много слышал. Учитель в Волчьих Норах — тот самый, который советовал ему подать прошение царю, был высокого мнения о студентах. Матвей помнил, как однажды учитель сказал, что в будущем всей империей будут управлять студенты. В народе говорили, что студенты покушались на жизнь царя Александра Второго, что убит он был тоже не без их участия.
Соколовскому захотелось осмотреть пасеку. Матвей охотно согласился проводить его. Они вышли и поднялись по косогору туда, где летом стоят ульи. Земля лежала еще под снегом, деревья стояли голые. Высокое небо было ясным и холодным. К западу от пасеки тянулись холмы, пестревшие весенними проталинами.
Простота и живой характер студента нравились Матвею, и он охотно отвечал на его вопросы.
— Вы тут и родились?
— Да, вон в той бане.
— А плутать в тайге приходилось?
— Бывало. В тайге не без этого.
— Медведей когда-нибудь убивали?
— Еще бы не убивать! Летом они к нам на пасеку ходят. Мед любят, страсть!
Они стояли на опушке густого пихтача, высоко над пасекой. Пахло холодом и смолой. Засунув руки в карманы, Соколовский задумчиво смотрел на синеющие вдали холмы.
На обратном пути он опять стал расспрашивать Матвея:
— Вы грамотный?
— В Волчьих Норах три зимы учился.
— Не забыли?
— Нет, что вы! Я и теперь зимой редкий вечер не читаю.
Соколовский с удивлением взглянул на Матвея.
— А где книги берете?
— Кое-что через брата в городе достаю. А больше у попа в Волчьих Норах.
Соколовский поинтересовался, что именно прочитано Матвеем. Тот назвал исторический роман Загоскина и несколько романов о рыцарях и морских пиратах.
— Я помогу вам, Строгов, доставать хорошие книги: больше не берите этой дряни ни у попа, ни у брата.
— Спасибо. Мне бы что-нибудь о том, как земля и небо устроены. Очень люблю читать об этом.
— Об ученье не мечтали?
— Замышлял, да крылья коротки, — ответил Матвей, но историю с прошением к царю рассказывать не стал: неизвестно, как бы отнесся к этому Соколовский.
Постояв на лесной опушке, они направились к подвалам, в которых зимовали ульи с пчелами. Из-под земли торчали высокие, похожие на трубы тесовые отдушины.
Соколовский рассматривал устройство подвалов, интересовался историей пасеки, разведением пчел.
Когда Матвей рассказал, как перешла пасека к Строговым и о ежегодной дани Кузьмину, Соколовский удивленно пожал плечами.
— Выходит, бессрочная кабала?
— Самая настоящая. Обманул Никита Федотыч отца, — вырвалось у Матвея. Но, не зная, каковы отношения у Соколовского с Кузьминым, он поспешил заговорить о другом: — А вы все еще наукам обучаетесь?
— Да. Юриспруденцию зубрю.
— Мудреная?
— Не очень.
Матвею хотелось знать, что это за наука юриспруденция и почему она не очень мудреная, но он промолчал, надеясь спросить об этом у Соколовского в другой раз.
Дома они принялись набивать патроны и чистить ружья.
Анна несколько раз проходила мимо них. Не нравилось ей, что этот чернявый студент сдружился с Матвеем. Она не могла подавить в себе чувство досады на мужа и позвала его в куть.
— Хватит тебе зубы точить. Иди во двор, дай скоту сена, — с раздражением проговорила она.
Когда Матвей вернулся со двора, гости уже поднялись. Кузьмин, расчесывая бороду перед зеркалом, спросил Соколовского:
— Ну, как погуляли, Федор Ильич?
Соколовский, не отвечая на его вопрос прямо, обратился к младшему Кузьмину по-французски:
— Tres bien. Malheureusement, les jours hiver sont trop courts. Переведите это отцу, Алеша.
Бледный подросток неуверенно перевел:
— Очень хорошо. Жаль, что дни зимой слишком коротки.
— Это по-каковски, Федор Ильич? — спросил Матвей.
— Французы так говорят, — ответил Соколовский.
— Французы! — пренебрежительно махнул рукой Захар. — Помню, дед рассказывал, как в двенадцатом году воевал с ними. Мерзли они у нас в России, как воробьи на морозе. Нет, дюжей наших русских никого на свете не сыщешь.
— А ты бы помолчал, старик, не твоего ума это дело, — вмешалась Агафья. «Кто его знает, может, он из энтих самых хранцузов!» — думала она, считая, что своими словами Захар может обидеть Федора Ильича.
Но Захар не обратил внимания на слова жены и продолжал расспрашивать:
— А петь по-ихнему умеешь, Федор Ильич?
— Кое-что умею.
— Споешь?
Студент усмехнулся.
— Можно.
Захар обрадовался.
— Эй, старуха, Фишка, идите слушать!
Соколовский, продолжая улыбаться, негромко, но приподнято запел «Марсельезу»:
Пропев два куплета, он остановился и спросил:
— Ну, как?
Захар покачал головой.
— Нет, наши лучше поют.
— У всякого народа свои песни, отец, — возразил Матвей. — А по-моему, неплохая песня. Жаль, слов не понимаю.
— Нет, нет, Матюшка, русский народ сроду песнями славился, — горячо сказал Захар. — Куда им до нас!
4
Ночью Кузьмин, Соколовский, дед Фишка и Матвей отправились на охоту.