Строговы

Коробейница перешла почти на шепот, и что она говорила дальше — уловить было невозможно. Анна стояла, как пришибленная, с величайшим смятением в душе. Из всего, что ей удалось расслышать, она поняла одно: Матвея и коробейницу связывает тайна, но совсем не та, о которой она думала вначале.

«Слава богу, что за матушкой не побежала, понапрасну оскандалила бы и себя, и Матюшу, и эту синеглазую», — подумала Анна.

Оттого, что она не сделала этой глупости, ей на минуту стало радостно, и о той синеглазой она подумала с гордостью:

«Смотри-ка ты, как востро наставляет. Городская! С грамотой! Да ведь как сказать, обучи хоть бы и нашу деревенскую сестру — и она уму-разуму учить сможет. А бойка она, синеглазая-то. Не зря ее, видно, к тайному делу приставили. Мужик хоть и умнее бабы, а хитрости меньше в нем».

Анна долго стояла, приподнявшись на носки, вытянув шею и прислушиваясь, но на вышке говорили совсем тихо. Анна пожалела об этом. Ей очень хотелось послушать: что это за партия, о которой говорят Матвей с коробейницей? Почему о ней нельзя говорить вслух? Но тут она вспомнила об Антоне Топилкине, живущем где-то в холодном краю, в ссылке.

«Ох, попадет Матюша в беду с этой городской партией!»

Ей стало тревожно, и в уме мелькнула мысль: подняться сейчас на вышку, сознаться Матвею и коробейнице в том, что она слышала их разговор, и добром уговорить мужа не соваться ни в какие тайные дела. Но вот на вышке заговорили громче, и Анна услышала голос Матвея:

— Спасибо за советы, Ольга Львовна. Все силы приложим, а кедровник отстоим…

«Вот они о чем? О кедровнике! — удивилась Анна и опять не без удовольствия отметила: — Хорошо, что не дернул меня леший на вышку подняться».

Вскоре потолок амбара заскрипел, и Анна увидела на лестнице коробейницу. Матвей спустился на землю вслед за ней. У лестницы они немного задержались, и Матвей спросил:

— Дочка-то жива, Ольга Львовна?

— Растет. Пережили мы с ней, Матвей Захарыч, тяжелое время. Трехмесячная она в тюрьму со мной попала, потом в ссылку поехала. Намаялась я. Зима. Морозы. Одежонка плохая, а дороге в конца не видно. Думала, погублю дочь. Ничего, выжила! — Ольга Львовна засмеялась. — Здоровая девчонка. На Федю очень похожа, Матвей Захарыч, такая же смуглая, от меня — одни глаза.

Анна слышала этот разговор, и он пришелся ей особенно по душе.

«Ишь ты, голубка, — ласково подумала она о коробейнице, — дочку имеет. Это хорошо. Уж и не знаю, что это за баба, которая детишек не рожает. Ветер!»

У ворот Матвей и Ольга Львовна остановились. Матвей вышел на улицу и скоро вернулся. Переждав немного, они вышли вместе. Когда они скрылись, Анна вошла в дом. Только легла на кровать, пришел Матвей. Анна притворно сонливо спросила:

— Где это ты, полуночник, гуляешь?

— У Калистрата в карты играл, — ответил Матвей.

Анна ничего не сказала, только молча улыбнулась.

3

За неделю до покоса Матвей отправил Артемку с волченорскими мужиками в Жирово, на мельницу. Неразмолотой ржи набралось два мешка-маломерка. Ехать с таким пустяком самому в то время, когда дома скопилось много работы, не хотелось. Архип Хромков пообещал Матвею присмотреть за парнем в дороге и на мельнице помочь в случае нужды.

На мельнице было людно. Мужики спешили запастись хлебом, пока не начался покос. Артемка вернулся через три дня. Он был доволен и горд. Поездка на мельницу обошлась как нельзя лучше.

Матвей похвалил сына и с грустью подумал: «Эх, сынок, сынок, и на тебя надели хомут».

В этот же день Матвей под навесом, стуча остроконечным молоточком, отбивал косы. Артемка в другом углу поднавесья делал из обломков кирпича бруски для подточки кос.

Увлекшись работой, он негромко напевал:

Не по собственной охоте
Были в каторжной работе,
В северной тайге.
Мы песок там промывали,
Людям золото искали,
Себе не нашли.
Много денег нам сулили,
Только мало получили,
Вычет одолел.
Щи хлебали с тухлым мясом,
Запивали кислым квасом
И мутной водой.
Зачастую хлеба корка
В горле станет, как распорка,
Что не проглотнешь.
Приисковые порядки
Для одних хозяев сладки,
А для нас горьки.

Матвей, перестав бить молотком, прислушался к песне и подозвал к себе сына.

— Артюша, где ты этой песне выучился? — спросил он.

Артемка взглянул отцу в голубые глаза. Они были добры, ласковы и смотрели с любопытством.

— В Жирове, на мельнице, тятя.

— Кто тебя научил?

— Да не меня одного. Там многие выучились. Вон дядя Архип Хромков с присвистом поет ее. Ловко у него выходит! — засмеялся Артемка.

— Архип, известно, артист, — засмеялся Матвей и выжидающе посмотрел на сына.

Артемка продолжал: