Строговы

В темноте что-то тяжело и глухо стукнуло. Кто-то спрыгнул с печки. Максим и Андрей замерли.

– Максимушка! Откуда ты? А я-то думала – смертушка моя пришла. – Агафья запричитала, шаркая ногами по полу.

– Тише, бабуся, тише. Мы с Андреем беглые.

Трясущимися руками Агафья отыскала в темноте внука, обняла его, заплакала навзрыд.

– Бабуся, а мама где?

Агафья долго ничего не могла сказать: душили слезы.

– Мать с Маришкой в бане живут, а я тут умереть хочу, в своем доме… Стегали нас с матерью, Максимушка…

У Максима закружилось в голове, во рту стало сухо. Он уткнулся лицом в плечо бабушки, готовый разрыдаться.

– Максим, нам укрыться где-нибудь надо, – с тревогой в голосе напомнил Андрей.

Максим обеспокоенно затоптался на месте, потом сказал:

– Веди нас, бабуся. Веди куда-нибудь. Прихватят нас – несдобровать никому.

Агафья поняла, чего хочет от нее внук.

– О господи, куда же вас девать-то, родненькие? – запричитала она и, взяв Максима за руку, пошла во двор.

Огородом, а потом закоулками она вывела их к речке и велела в кустарнике переждать.

– Ваше счастье – матери одни в бане, – заговорила Агафья, вернувшись к кустарнику. – Девчонки у Поярковых в овине ночуют. Им про вас ни гугу!

Анна и Зотиха стояли посреди бани, настороженные и неподвижные. Тусклый, чадящий ночник, горевший в углу на табуретке, освещал их неровным, дрожащим светом. На полу в беспорядке валялись узлы с бельем, одежей, в деревянных шайках лежала посуда, тут же стояли медные пузатые самовары. Единственное маленькое оконце было заткнуто подушкой. Пахло пережженным кирпичом и прелыми вениками.

– Кормить их, бабы, скорее надо, – пропуская вперед себя Максима и Андрея, сказала Агафья.

– Сынок мой, вот до чего мы дожили! – с болью проговорила Анна.

Зотиха обняла Андрея, обливаясь слезами и приговаривая что-то жалобное.

То, что мать не заплакала, удивило Максима. Она стояла в углу, и что-то угловатое и резкое было во всем ее облике.

«Переменилась мамка. Раньше-то сильно любила поплакать», – подумал Максим.

– Хватит тебе, Нелида, хватит! Давай их кормить станем. Рассвет скоро, – сказала Анна.

Они засуетились возле каменки, в которой жарким светом переливались, как золотые самородки, крупные угли.

Не прошло и получаса, а матери уже знали, какой длинный и рискованный путь совершили их сыновья. В свою очередь и они рассказали про горькую свою долю. Долго каратели щадили дом дочери Евдокима Юткина. Но когда прошел слух, что Матвей возглавил таежную армию партизан, подручные штабс-капитана Ерунды ворвались к Анне, все поломали, порубили шашками корову, кур, поросенка, хотели жечь двор, да неожиданно вступился Демьян Штычков, уговорил пока не делать этого. Каратели похлестали баб плетьми и ушли, но надолго ли?

В разговорах ночь миновала незаметно. Агафья вышла на улицу и, возвратившись, сказала:

– Бабы, светать скоро будет. Думайте, куда нам девать их.

Анна и Зотиха стали рассуждать, где можно спрятать сыновей. Максим и Андрей сидели, умолкнув. В бане было тепло и, как им казалось, уютно. От сытной еды клонило в сон. Ноги словно одеревенели, и все тело ныло немой болью. Свалиться бы тут же, где сидишь, и уснуть.

Сердобольная Зотиха, то и дело сокрушенно поглядывая на своего сына, предложила укрыть ребят в бане под полками. Агафья хотела возразить, но вид у ребят был такой измученный, что она тоже сжалилась и поддакнула Зотихе.

– Нет, Нелида, тут они не останутся. Не затем столько горя перемыкали, чтоб Ерунде на веревку попасть, – проговорила Анна.

– А куда ты денешь их? – спросила Зотиха.

– На поля уведу, в стогу спрячу. Все равно им не житье тут, к мужикам в тайгу надо пробираться, – твердо сказала Анна.

«Опять идти! Безжалостной стала мамка», – шевельнулось в голове у Максима, изнемогавшего от усталости.

Переодевшись в полушубки, захватив с собою хлеб, лук, испеченную в золе картошку, Максим и Андрей вышли вслед за Анной.

Начинался рассвет. Белел восточный склон неба. Ущербный месяц тускло светил в прощелину беспорядочно нагроможденных туч. Земля лежала под серебристым инеем.

Анна шла, осторожно поглядывая по сторонам. Шатаясь от боли в ногах, за ней тянулись Максим и Андрей. Похрустывал молодой осенний ледок, кружились в воздухе редкие снежинки.

День беглецы провели под стогом на полях у Архипа Хромкова, а вечером взяли путь на Юксу.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

1

С приходом Антона Топилкина и шахтеров в жизни партизанского лагеря начались большие перемены.

Прежде всего была отменена местническая организация отряда. Вместо отрядов, стихийно образовавшихся из партизан лишь одного населенного пункта, были созданы нормальные армейские части из партизан разных сел и деревень. Так как людей насчитывалось уже более полутысячи и приток их не прекращался, то взводы были сведены в четыре отряда, а вся партизанская организация получила наименование Юксинской партизанской армии.