Строговы

Привалившись спиной к стене, он устало закрыл глаза и задумался. Анна посмотрела на его вспотевшее лицо и про себя ужаснулась: Матвей выглядел совсем стариком. Щеки его одрябли, короткая русая бородка подернулась проседью, глаза ввалились. Не старела только шея. Она была такой же по-мальчишески нежной, как и двадцать лет назад.

– Пошел бы на кровать да и заснул на часок. Ты и ночь-то все что-то ворочался да бормотал, – ласково сказала Анна.

Матвей открыл глаза, посмотрел на нее задумчивым взглядом.

– Нет, спать я не хочу. Жалко вот, труды пропали.

В избу влетел Максимка.

– Тятя, тебя на дворе какой-то барин спрашивает! – крикнул он. – В щиблетах, в шляпе…

– Да это кузьминский приказчик, наверное… черти носят, – недовольно проговорила Анна.

– Нет, мама, тот черный, чисто жук, а этот рыжий, – замотал головой Максимка.

– Ну, пойдем, пойдем. Посмотрим, что там за барин. – Матвей неохотно поднялся и вышел вслед за Максимкой.

Через минуту Анна услышала радостные возгласы Матвея и чей-то зычный голос. Она выбежала на крыльцо. У крыльца, обняв друг друга, стояли Матвей и Антон Топилкин. Изумленный Максимка смотрел на них, опустив руки и широко раскрыв глаза.

– Вот тут кто! Антон Иваныч! – воскликнула Анна, радуясь почему-то появлению Антона.

Здороваясь с Антоном, осматривая его с ног до головы, она подумала: «Веселый мужик! И за что я его раньше Не любила?»

Матвей глядел на Антона ласковыми глазами и, улыбаясь, говорил:

– Ты, черт рыжий, приоделся, важный стал. Максимка вон за барина тебя принял.

– Неужели это Максимка такой? А ведь я думал – это Артем! – с улыбкой посматривая на Максимку и поглаживая свою огненно-рыжую бороду, сказал Антон.

– Хо, брат! Артем такой вымахал, что хоть правофланговым ставь, – засмеялся Матвей. – Ну, пошли в избу, пошли.

Они скрылись в избе, а Максимка пустился в огород сказать деду Фишке о появлении гостя, которого отец обнимал от радости, потом назвал «рыжим чёртом» и сейчас увел в избу угощать.

Пока пили чай, вспоминали о прожитом. Вскоре пришел дед Фишка, потом Агафья, и разговор сам собою перекидывался с пятого на десятое. Агафья вытащила из ящика когда-то припрятанную бутылку водки, я ее не торопясь распили. Антон с одинаковым интересом слушал все, что рассказывали: о потере пасеки, о трудной жизни, о борьбе за кедровник.

Немало интересного рассказал и сам Антон, Он прожил в ссылке, в глухой деревушке Нарымского края, около пяти лет, несколько раз тайком на лодке ездил к Беляеву в гости, а когда окончился срок ссылки, заезжал к нему попрощаться. Зная, что он собирается побывать в Волчьих Норах, Тарас Семенович попросил его кланяться всем Строговым, передать им горячий привет. То, что Беляев и в ссылке не забыл старых друзей, всех очень растрогало, а Агафья даже прослезилась.

– И скажи, какой человек! За народ, значит, муку принимает… – Она рукой размазала по лицу крупные слезинки и, посмотрев на Матвея, добавила: – А ты бы, Матюша, взял бы да и отписал ему про нашу жизнь…

– Мне он с первого разу понравился, – заговорила Анна. – Помню, приехал с этим, с черным, дай бог ему царство небесное, с Федором Ильичом Соколовским, к нам на поля. Сели мы ужинать, а он большой, какой-то неловкий, я говорю: неудобно, мол, без стола-то. А он, как сейчас помню, засмеялся и говорит: «Ничего. Мы тоже не из бар».

Матвей сидел, опустив голову. Привет Беляева, посланный с Антоном, поднял в нем такие чувства, которые трудно было высказать. Он сознавал только одно: Беляев дорог ему сейчас не меньше, чем тогда, давно, когда он, рискуя своей головой, позволил ему организовать собрание в тюремном бараке, а затем совершил, пожалуй, самое дерзкое дело в своей жизни – вывез Беляева из тюрьмы на глазах у всех в коробе со снегом.

3

В самом конце строговского огорода, где на узкой полоске нераспаханной земли росло несколько березок и черемуха, Матвей и Антон лежали в тени на мягкой траве. От влажной земли, никогда не просыхавшей у самых корней кудрявого черемухового куста, пахло сыростью. Жужжа, над ними проносились толстые полосатые шмели, отяжелевшие от хорошего взятка на белом диком клевере; трепетавшие от легкого ветерка листья шелестели то громче, то тише.

– Ну, служба, рассказывай все по порядку, да смотри чего-нибудь не пропусти, – сказал Матвей, лаская взглядом старого друга. – Давно я уже ни с кем не разговаривал. Считай с той поры, как Ольга Львовна была. И скажу тебе по совести – с этим проклятым кедровником измотался, а сегодня прямо готов был избить мужиков.

Антон снял серую шляпу; прищурившись, взглянул на солнце. Матвей заметил, что морщин на лице у Антона прибавилось и стали они глубже и подвижнее.

– С этого-то, служба, я и хочу начать, – оживленно заговорил Антон. – Рассказать тебе о своей жизни еще успею. А вот это дело не терпит.

Матвей взглянул на него. И были в этом взгляде и вопрос и недоумение. После разговоров с мужиками судьба кедровника казалась решенной. Антон понял взгляд Матвея и сказал:

– Кедровник надо удержать. Понимаешь?

– Легко сказать! Как? Ты думаешь, я не ломал голову над этим?