Так оно, собственно и вышло в итоге. Да еще ее сын, которого можно было во многом заподозрить, помимо глупости, позвонил из Таиланда, требуя срочно объяснить ему, что нужно для того, чтобы жениться на русской… Янис и выдал секрет, что Штефан хранил от всех. Именно потому он и решился на женитьбу, чтобы удержать эту стерву, которая наложила лапу на Штефана.
Фрау Мартинелли, естественно, пришла в ужас. Оттого, что ее мальчик попался на крючок вульгарной девке, которая, к тому же, на пять лет его старше. То, что сама она старше Штефана на девять лет, ее не смущало. И прочитав сыну резкую отповедь, фрау Мартинелли позвонила сестре Штефана и предложила вместе поужинать. За этим ужином она и выдала им с Инге все, что только что выяснила от сына.
Теперь можно было спать спокойно. Сюзанне всю жизнь вертела Штефаном, как хотела. Можно было быть уверенной, что под венец с ним если кто-то и пойдет, то не русская стриптизерша. Не видеть ей ни денег Штефана, ни его мерседеса, ни его клиники!
Сама фрау Мартинелли всю жизнь считала мужчин бездушным прибором, сочетающим в себе функции банкомата и вибратора; поэтому ей и в голову не приходило, что какая-то женщина может интересоваться ими как людьми, друзьями, любовниками. Как и то, что Штефан Адлер может иметь какие-то свои, собственные планы для своих кошелька и сердца.
Эта – другая женщина была в ее понимании единственной преградой: женщин она боялась. То ли опасалась соперничества, так как сам этот термин уже подразумевал, вероятность проигрыша. То ли, за свои жизнь, здоровье и репутацию, – ибо всех судила по себе.
…Между аккуратными бровями фрау Мартинелли безуспешно попыталась пролечь морщинка. Однако, с тем же успехом можно пытаться резать асфальт ножом для сыра. Ботокс у нее в лице уже не был инородным элементом. За последние годы фрау Мартинелли сделала столько инъекций, что посмеиваясь про себя, думала порой, что в ее крови уже половина ботокса. Впрочем в этот миг, справедливости ради, думала она не о своей постоянно требующей новых вливаний красе.
Она размышляла о том, кто мог бы осуществлять эти вливания в будущем. Судя по рассказам Инге, которая, видимо, случайно вложила в свой бред и граммчик полезной информации, доктор Адлер обещал стать легкой добычей. Тем более, что он когда-то сам был в нее влюблен.
Фрау Мартинелли толкнула стеклянную дверь; зазвенели мелодично колокольчики и внезапно ее сердце дрогнуло: спиной к ней стоял широкоплечий высокий блондин. Он обернулся на звон колокольчиков, вздрогнул в такт ее сердцу, но тут же взял себя в руки.
– Фрау Мартинелли?
– Штефан…
– Инге готовит кабинет, – сказал он вежливо, но холодно. – Она Вас пригласит.
И не прибавив ни слова, даже обычно-вежливого, положенного в таких случаях: «Как дела?» или «Рад Вас снова увидеть», он повернулся к фрау Мартинелли спиной и исчез за дверью своего офиса.
Если бы она сейчас в гневе развернулась и ушла, как подсказывала гордость, все в конечном итоге, могло сложиться иначе. Однако, фрау Мартинелли никогда не принадлежала к числу женщин, которые сдаются так просто. И она осталась, не подозревая, что совершает страшную ошибку, которая в итоге будет стоить ей сына.
Глава 21.
Изначально Валентина ничего подобного в виду не имела. Ну, потанцуют они, ну позеленеет Ирен от зависти, ну выдаст себя, выставит на посмешище…
Ничего особенно. Маленький каприз, маленькая изящная месть. Все изменилось в процессе. Не сразу, не вдруг, – постепенно. И когда до нее дошло, что танцуя с ней, Стьяго, в принципе, добивается того же самого – мести, да еще той же самой женщине, Валентина ощутила себя цыпленком, который хотел, чтобы всех его друзей зажарили, а в итоге сам оказался на вертеле.
Теперь, когда они репетировали, а особенно, когда танцевали Валентине хотелось лишь одного, чтобы Стьяго содрал с нее одежду уже не на стэйдже, а у себя в комнате.
Номер был простым, но ярким. Валентина, в своем черном платье до пят, застегивавшемся на липучки, изображала леди. Стьяго – в просторной белой рубахе, черных обтягивающих штанах и ботфортах, купленных в магазинчике, торгующем карнавальными костюмами – пирата.
По сюжету, первой на сцене появлялась Валентина в якобы разорванном на плече платье. Пытаясь уйти от преследователя, она подбирала юбки, спрыгивала в зал и не успев добежать до выхода, пятилась: прямо на нее, усмехаясь и срывая с себя перевязь с бутафорской шпагой, шел Стьяго.
Зрители оживлялись.
Под жалобное трепетание музыки, – они со Стьяго не один день просидели в Интернете, подбирая подходящие куски классики, – Валентина пятилась к сцене.
Пират настигал несчастную жертву, срывая с нее одежды, не обращая внимания на ее сопротивление и мольбу. Когда Валентина оставалась в одних эфемерных трусиках, Стьяго скидывал с себя рубаху и набрасывался на девушку.
Далее по сюжету шла имитация сопротивления жертвы насилию: отрепетированная до малейшего жеста борьба, после чего, якобы, не в силах сопротивляться красавцу, дева отдавалась собственной страсти и вскоре уже дугой выгибалась в его объятиях.
Занавес опускался.