Стременчик

– Об этом путешествии или епископ Збышек, или королева лучше проинформируют ваше величество, – сказал Грегор. – Еду, потому что меня посылают.

Король нахмурился.

– А я этому не рад, – сказал он, – потому что мне будет вас не хватать. Вы – мой разум, и когда мне не хватает собственного, я обращаюсь к вам, как к кувшину, когда кубок пустой.

Обе руки молодой король положил на плечи любимому магистру и сердечно поглядел на него своими мягкими глазами.

– Езжайте, – сказал он, – езжайте, если нужно, но вскоре возвращайтесь ко мне.

Тут он понизил голос.

– Не хочу, чтобы мне тут вас кто-нибудь другой заменил, с которыми мне не было бы так хорошо, как с вами.

Владислав так привык слушаться приказов матери, что больше расспрашивать не хотел. Только в эти минуты ему пришла мысль…

– Не знаю, куда вас высылают, это может быть тайной, но если будете в каком-нибудь краю, где будет красивое оружие и доспехи, купите их для меня.

Грегор кивнул головой в знак согласия.

– Ежели сумею в них разобраться, – добавил он.

– Вы!! – вставил король. – Вы всё знаете!

Магистр вышел, и в этот же вечер его уже не было в Кракове.

Есть такие люди, с виду малозначительные, которые, когда их не хватает, оставляют после себя невосполнимую пустоту.

Он никогда не выступал вперёд, не думал навязываться людям, а, несмотря на это, трудно было без него обойтись. Каждый в нём чувствовал разум, быстрое мышление и уважал его мнение. Где появлялось сомнение, даже в делах на первый взгляд чуждых его призванию, звали его.

Не хватало его в Краковском замке, а уже о том, как не хватало ежедневного гостя в доме Бальцеров, говорить не нужно. Фрончкова ходила молчаливая и грустная, а старая Бальцерова, ничего не говоря, следила за её шагами и нежно ласкала под подбородком.

В коллегиях, хотя Грегор там уже не преподавал, по нему тоже скучали. Там обычно всякий спор, если и не был сдан на его решение, во всяком случае без его мнения не обходился…

По профессии не теолог, в схоластическую философию вовсе посвящён не был, потому что её дерзко высмеивал, хоть никогда не занимался исключительно ни наукой природы, ни лекарством, ни математикой, Грегор был достаточно сведущ во всём, чтобы разглядеть и отличить ложь от правды.

Для своего времени его суждения были удивительными и поразительными, они намного опережали принятые научные аксиомы. Его часто не понимали, порой возмущались, но более живые умы предвидели, что он проповедовал истину. Его боялись и уважали.

Поэтому в Академии скучали по магистру Грегору.

В этой тоске и ожидании прошёл почти целый год. Письма в то время так же медленно ходили, как люди. Доверяли их путникам, купцам, переходили из рук в руки, пропадали, а когда доходили до места назначения, часто тот, кто их писал, сам уже также возвращался.

Эта глухая тишина делала ожидание ещё тоскливее, можно было подумать о плохом и вбить себе в голову самые страшные катастрофы.

Поэтому легко понять радость тех, что после нескольких месяцев тревоги приветствовали вернувшегося путешественника.

Грегор из Санока сначала появился в замке, чтобы дорожные саквы сложить в старом жилище. Потом зашёл на двор епископа дать отчет с того, что видел, слышал и что ему поручили в Риме. Збышек задержал его на целый вечер и часть ночи. Кроме писем, наглядных свидетельств, он привёз папские пожелания и приказы. Положение святого отца по отношению к Собору и запутанным делам, которые решались, было трудным и даже грозным. Епископ Збышек сильно это чувствовал, потому что у него многое зависело от авторитета апостольской столицы, и боялся, как бы Собор его не поколебал.

Только поздно ночью Грегор мог вернуться в замок, где уже и королева, и молодой король, узнав о прибытии, спрашивали о нём.

Только на следующий день, после утренней мессы, он мог поклониться королеве. Она не спрашивала ни о чём, только рада была, что он вернулся.

Первые слова, какие она ему сказала, были:

– Готовьтесь к новому путешествию, оно будет скоро необходимо.

Король Владислав радостно бросился ему на шею, Грегор после нескольких месяцев отсутствия с удивлением заметил, что он значительно вырос.

– Вы привезли мне доспехи? Меч? Кинжал?

– Милостивый пане! – сказал магистр весело. – Известная вещь, что тем, кого любят, не дарят ни железа, ни острого. Едва один щит и шишак добыл, но мне не стыдно за них.

Нетерпеливый король немедленно послал слуг за обещанным гостинцем. Шлем был предивной работы, но круглый щит ещё прекраснее. Первый был итальянским изделием, очень дорогим, но его затмевал круглый щит, привезённый с востока, украшенный золотом, обсаженный позолоченными шипами, по кругу которого как венец вилась таинственная непонятная надпись.

Король забавлялся им как ребёнок.

Теперь Грегор мог пойти уже туда, куда ему было срочнее, в дом Бальцеров, неся под одеждой освящённые чётки и нити с кораллами для обеих женщин.

Туда ещё не дошла весть о его возвращении. Фрончкова около месяца лежала больная в кровати.