Читаем Стременчик полностью

Женщины переглянулись, не понимая.

– Что? – спросили они.

Бакалавр смеялся.

– Трудно объяснить, я должен говорить королю правду, и такую сладкую, чтобы он проглотил её, – сказал он наконец. – Буду висеть при дворе, чуть больше шута и немногим меньше, чем охмистр.

– Не шути, – сказала Лена, которая не любила пренебрежение.

– Я говорю правду, – продолжал дальше Грегор. – Мне не дали никакой должности, никакой обязанности, королева хочет, чтобы я смотрел за молодым паном и остерегал его.

– Это лучший способ сблизиться, привязать к себе и заручиться поддержкой.

– Неприятеля, – докончил Грегор. – Он будет мной гнушаться.

Женщины не хотели это понять.

– Вторая необходимость, – добавил Грегор, – что одежду, которую ношу, нужно будет в конце концов дать окропить святой водой и выбрить себе корону на голове.

Он вздохнул. Фрончкова посмотрела на него и пожала плечами.

– Мне не хочется верить в такого ксендза.

– Мне тоже, – докончил Грегор, – но спешить не буду…

Разговор закончился как-то грустно. Через минуту деспотичная пани Фрончкова заранее начала горевать над тем, что занятый в замке Грегор о них забудет.

– А я этого не стерплю, – добавила она. – Нечего было нас к себе приучать, теперь, хочешь или не хочешь, должен служить Фрончковой…

– Я от этого не отказываюсь, – сказал бакалавр. – У меня нет никого на свете, кроме вас.

Не в добрый час он это произнёс.

Фрончкова вдруг более спешным шагом приблизилась к нему с довольно грустным лицом.

– Не вовремя тебе это объявлю, – сказала она, – но утаить трудно… Ты как раз сказал, что никого у тебя нет, а не предпочёл бы ты на самом деле не иметь семьи?

– Что? – прервал удивлённый Грегор.

Женщины переглянулись.

– Нечего скрывать, – сказала Фрончкова. – Второй день уже, как сюда приходит оборванец, пьяница, ужасный повеса, и называет себя твоим братом Збилутом и ищет тебя. Мы не хотели ему говорить о тебе, чтобы тебе не было стыдно.

Грегор побледнел и вскочил на ноги, ломая руки.

– Может ли это быть! Збилут здесь… Родной мой, Боже всемогущий! В эти минуты!

– Если его стража где-нибудь пьяного не схватила за костями, почему-то его не видно, – говорила Фрончкова. – Повадился сюда ходить, чтобы обязательно добиться от нас информации, где искать брата. Но страшно посмотреть на него! А у тебя сердце обольётся кровью, когда его увидишь!

– Брат! Брат! – повторял взволнованный Грегор. – Родной брат! Как же я могу его оставить! Он один у меня на свете! Может, нужда довела беднягу до этого состояния, может, отчаяние велело ему искать забвения в пьянстве. Брат! – повторял Грегор.

Затем в сенях послышался хриплый голос.

– Отпусти, негодяй, а то тебе голову расквашу! Слышишь!

Я шляхтич, а ты лык какой-то, слуга…

Фрончкова закрыла руками уши и бросилась в другую комнату, когда Грегор, узнав Збилута, забыл обо всём и выбежал к нему навстречу, восклицая:

– Збилут, брат!

Он шёл с распростёртыми объятьями, чтобы прижать его к груди, но при виде, какой ему представился, отступил в испуге со стоном.

Перед ним стоял молодой ещё мужчина в грязной одежде, потрёпанной и порванной, в шапке набекрень, с длинной запущенной бородой, с волосами, из которых торчали солома и мусор. Его кроваво-красное лицо звериного вражения, налитые кровью глаза, вокруг покрытые синяками и шишками, грязные руки делали его отвратительным и страшным.

Онемевший на мгновение при виде Грегора Збилут, неуверенной, дрожащей рукой потянулся к шапке и забормотал:

– Челом!

– Збилут! – воскликнул Грегор.

– Так точно, Збилут Стременчик из Санока! – сказал, бормоча, пьяный. – Ищу потерянного брата. Он, я слышал, купается тут в богатствах, а кровь его вши едят. Такая справедливость на свете…

Он вытер рукавом слюнавые губы, сплюнул и, не зная ещё, кто перед ним, потому что у него в голове помутилось, начал присматриваться к Грегору, который сурово воскликнул:

– Пойдём отсюда!

В Грегоре боролись волнение, ужас и грусть, какая его проняла при виде пьяного, одичавшего человека, в котором хотел видеть брата. Збилут, не показывая ни малейшей нежности, всматривался глазами, слезливыми от пьянства, в того, в ком угадывал брата.

Бакалавр, когда вышел, тёр лицо, думая, что делать с этим человеком, с которым, правда, стыдно было показаться на улице.

Нужно было иметь великое мужество и любовь, какую чувствовал Грегор, чтобы исполнить тяжёлую обязанность.

– У тебя есть какое пристанище? Постоялый двор? – спросил он, останавливаясь на улице.

Збилут пожал плечами.

– Где тут в этом проклятом Кракове найти дыру? Люди как хищные звери. Три раза меня в шинках побили. Не имею угла, не имею гроша! Последнюю ночь спал, не знаю где, под стеной.

– Но ты пил и пьян?

– Что это, пил? Человек, когда ему нечего есть, должен пить, – крикнул Збилут. – Если ты мне брат, то отведи меня к себе в гости.

– Не могу, – сказал Грегор, – я живу в замке при короле, а там таких оборванцев, как ты, не терпят. В темницу бы попал…

– Ну, тогда посади меня, где хочешь, чтобы была крыша над головой, еды и питья вдоволь, потому что голодный, – сказал Збилут, – а нет, тогда на улицах буду кричать, то ты за брат! Стыдно будет.

Перейти на страницу:

Все книги серии История Польши

Древнее сказание
Древнее сказание

Каждое произведение Крашевского, прекрасного рассказчика, колоритного бытописателя и исторического романиста представляет живую, высокоправдивую характеристику, живописную летопись той поры, из которой оно было взято. Как самый внимательный, неусыпный наблюдатель, необыкновенно добросовестный при этом, Крашевский следил за жизнью решительно всех слоев общества, за его насущными потребностями, за идеями, волнующими его в данный момент, за направлением, в нем преобладающим.Чудные, роскошные картины природы, полные истинной поэзии, хватающие за сердце сцены с бездной трагизма придают романам и повестям Крашевского еще больше прелести и увлекательности.Крашевский положил начало польскому роману и таким образом бесспорно является его воссоздателем. В области романа он решительно не имел себе соперников в польской литературе.Крашевский писал просто, необыкновенно доступно, и это, независимо от его выдающегося таланта, приобрело ему огромный круг читателей и польских, и иностранных.

Юзеф Игнаций Крашевский

Проза / Классическая проза
Старое предание. Роман из жизни IX века
Старое предание. Роман из жизни IX века

Предлагаемый вашему вниманию роман «Старое предание (Роман из жизни IX века)», был написан классиком польской литературы Юзефом Игнацием Крашевским в 1876 году.В романе описываются события из жизни польских славян в IX веке. Канвой сюжета для «Старого предания» послужила легенда о Пясте и Попеле, гласящая о том, как, как жестокий князь Попель, притеснявший своих подданных, был съеден мышами и как поляне вместо него избрали на вече своим князем бедного колёсника Пяста.Крашевский был не только писателем, но и историком, поэтому в романе подробнейшим образом описаны жизнь полян, их обычаи, нравы, домашняя утварь и костюмы. В романе есть увлекательная любовная линия, очень оживляющая сюжет:Герою романа, молодому и богатому кмету Доману с первого взгляда запала в душу красавица Дива. Но она отказалась выйти за него замуж, т.к. с детства знала, что её предназначение — быть жрицей в храме богини Нии на острове Ледница. Доман не принял её отказа и на Ивана Купала похитил Диву. Дива, защищаясь, ранила Домана и скрылась на Леднице.Но судьба всё равно свела их….По сюжету этого романа польский режиссёр Ежи Гофман поставил фильм «Когда солнце было богом».

Елизавета Моисеевна Рифтина , Иван Константинович Горский , Кинга Эмильевна Сенкевич , Юзеф Игнаций Крашевский

Проза / Классическая проза
С престола в монастырь (Любони)
С престола в монастырь (Любони)

Каждое произведение Крашевского, прекрасного рассказчика, колоритного бытописателя и исторического романиста представляет живую, высокоправдивую характеристику, живописную летопись той поры, из которой оно было взято. Как самый внимательный, неусыпный наблюдатель, необыкновенно добросовестный при этом, Крашевский следил за жизнью решительно всех слоев общества, за его насущными потребностями, за идеями, волнующими его в данный момент, за направлением, в нем преобладающим.Чудные, роскошные картины природы, полные истинной поэзии, хватающие за сердце сцены с бездной трагизма придают романам и повестям Крашевского еще больше прелести и увлекательности.Крашевский положил начало польскому роману и таким образом бесспорно является его воссоздателем. В области романа он решительно не имел себе соперников в польской литературе.Крашевский писал просто, необыкновенно доступно, и это, независимо от его выдающегося таланта, приобрело ему огромный круг читателей и польских, и иностранных.

Юзеф Игнаций Крашевский , Юзеф Игнацы Крашевский

Проза / Историческая проза

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза