Стрельцы у трона

   -- Чево оставить?.. Мужа не крыла бы... Другой день ищем аспида, как в землю пропал. Ее не станем изводить... Лишь попытаем малость...

   Так закричали было со всех сторон в ответ на просьбы Марфы.

   Но тут случай выручил напуганную, полумертвую от ужаса докторшу.

   -- Нарышкина поймали!.. Эй, все вали сюда... Поймали ево, изменника...

   Эти громкие крики донеслись со двора до самых покоев.

   Мигом кинулись во двор все стрельцы.

   Только Розенбуш с Хлоповым остались за порогом этой комнаты, не решаясь: войти или нет?

   -- Ну, вот и ладно, -- заговорила в первый раз за все утро Софья. -- Слышь, Елена Марковна, уходе скорее... Вон, Севастьяныч проводит тебя... Авосц стрельцы не вспомнят... С Богом...

   И, не обращая внимания на благодарность обрадованной женщины, Софья обратилась к Марфе:

   -- Сама теперь видела: и мы с тобой -- не в своей, в ихней власти покуда... А што можно, все делаем... И поудержим, где надо. Вон, слышала, как князя Ивана полюбили стрельцы. Иначе не величают, как батюшко наш...

   -- Еще бы не величать, -- самодовольно поглаживая усы и поправляя богато расшитый воротник своего кафтана, вмешался было Хованский.

   Но Софья, словно и не слыша его голоса, продолжала:

   -- А попробуй тот же Хованский им што не по нраву сделать, посмей не по шерстке погладить их, безудержных... Так и от "батюшки" -- одни ошметки полетят...

   -- А што ты думаешь... Твоя правда, царевна, -- нисколько не смущаясь невниманием Софьи, опять вставил словечко князь Тараруй и стал в раздумье крутить свой ус и поглаживать выхоленный жирный подбородок.

   -- Вот, то-то и есть... Так потерпим, царица. Немного осталось. Горше было -- минуло. Меньше осталось... А еще знай...

   Софья остановилась.

   -- Иван Андреич, погляди, хто там стоит? Никак, данский резидент. Хто, пошто привел ево сюды? И не звала я...

   Хованский оглянулся, узнал Розенбуша и через весь покой крикнул ему:

   -- Здорово, Андрей Иваныч... Пошто ты к нам?.. Хто звал?..

   -- Да твоя же милость посылать изволил, на очную ставку с сыном докторовым, с Михалком требовал... А ныне мы... -- стал докладывать Хлопов, выступая вперед.

   -- И то, и то... Запамятовал я... Пожди...

   И, обращаясь к Софье, Тараруй негромко сказал:

   -- Наврали все, слышь, про немчина этово. Не крыл он никово у себя. Пустить ево -- и лучче. Немчин добрый. Я сам с им пировал сколько разов.

   Софья только рукой махнула в знак согласия.

   -- Гей, слышал, Осипыч, -- крикнул Хованский Хлопову. -- Царевна приказывает отпустить немчина. Дело уж разобрали и без ево... Да побереги сам Буша-то. Наши больно разошлись. Подвернетца кому под руку -- и поминай ево, как звали... А потом хлопот не оберешься с им, с колбасной душой... Гайда....

   Розенбуш и Хлопов, отдав поклоны, вышли.

   -- Пойду и гляну, матушка государыня, какова там Нарышкина еще изымали. Ужли Ивашку? -- объявил Тараруй.

   Но не успел он дойти до двери, со двора послышались громкие вопли, безумный крик, мольба о пощаде, полная тоски и боли...

   Тараруй почти бегом кинулся из покоя, бормоча:

   -- Эх, жаль, коли без меня прикончат парня...

   Марфа при первом вопле, долетевшем сюда, зажала руками уши, закрыла глаза и кинулась на высокую грудь Софьи, где ее небольшая красивая головка совсем казалась детской, маленькой.

   Софья не шевельнулась, пока не вернулся Хованский.

   -- Ну, хто там? -- спросила она князя.

   -- Ваську, Филимонова сына, Нарышкиных, прикончили... А Ивана все нет. Наши уж серчать стали. К Наталье много раз заглядывали, да, видно, далеко спрятан. Не нашли. Сказывали ей: не выдаст ево да Кирилу Полуэхтовича -- так худо будет. Всех с корнем изведут, хто тут во дворце и есть... Придет время -- сама выведет, уж не миновать... А Наталья-то, как немая. Сидит да молчит, глазищами только водит... И где она их только запрятала? Знать бы мне... Было бы укрывальщикам...

   Слова князя словно обжигали царицу Марфу. Она вздрагивала от них, как от сильных уколов. И будь Тараруй не так ограничен, он понял бы, как поняла Софья, что царица Марфа знает, где нашли убежище эти двое и другие из Нарышкиных.

   Но Софье не хотелось натравливать на молодую царицу безумных палачей. Она решила действовать иначе.

   -- Вот, так всево лучче, -- обратилась царевна к Хованскому, -- сказать стрельцам, што не стоит и время терять, шарить попусту... Как пригрозить покрепче Натальюшке -- сама, вправду, отдаст братишку Любимова, смутьяна, составщика наиглавново ихнево... Я ноне и то поговорю ей... Може, послушает... Только бы знала Наталья, што без тово -- конца делу не будете. Поразумел, князь, али нет?

   -- Ну, вот... Я же про то сказал тебе, да я -- не поразумею!.. Уж ты меня слушай, царевнушка ты моя, матушка. Все ладно будет... Чистенько станет перед троном, как вот на ладошке... И ступай... И веди царя Ивана Лексеича... А мы, ваши рабы и слуги, на вас станем радоватца да поминать, как мы вас, государей, на царство ставили. И будет нам от всей земли слава вечная...

   -- Будет, будет... Уж што и говорить. Я вот, князь, попытаюсь, к Наталье пройду. Може, ныне все и прикончитца... А ты за своими ступай...