Стрелок-4

А вот кто действительно был рад оказаться за стенами особняка, так это Сердар! В мгновение ока пронесся он по пустынным аллеям маленького парка. Залез во все сугробы, обнюхал с опаской глядящего на него дворника, обгавкал для порядка редких прохожих за оградой и, не обнаружив нигде исчадий ада, которых люди отчего-то зовут котами, совершенно успокоился.

— Надеюсь, ты рад? — невольно улыбнулась глядя на довольную морду щенка Люсия.

— Вав, — степенно отвечал тот.

— Еще бы не рад, оглоед! — пробурчала про себя Маша, но под внимательным взором будущего волкодава осеклась и сочла за благо в дальнейшем помалкивать.

А Люсия, тем временем, как и полагается романтичной особе ее лет, предавалась мечтам о том, кто подарил ей Сердара.

— Думает ли он обо мне теперь? — чуть слышно спросила она.

— Конечно, думает, барышня! — убежденно отвечала посвященная в сердечные тайны своей хозяйки горничная. — Разве же может быть иначе?

— Да может он и вовсе спит, — больше из духа противоречия возразила юная баронесса, втайне надеясь, что наперсница станет ее разубеждать.

— Может и спит, — пожала та плечами, — но скорее всего, завтракает. И вам бы пора. Да и песика вашего подкормить не мешало бы. Вон он какой тощий!

Надо сказать, что говоря о Будищеве, милые девушки заблуждались. Он не ел и тем более не спал, поскольку еще ранним утром отправился на склады, где его ожидал верный Шматов и два почтенных господина, привлеченных в качестве оценщиков. Им сегодня предстояло осмотреть привезенное с войны добро и вынести вердикт о его ценности.

Всю прошедшую неделю, Федор практически не покидал складов, готовясь к предстоящей «презентации». Чистил серебро, раскладывал на стеллажах сабли с кинжалами, развешивал наиболее красивые, с его точки зрения, ковры. Наконец, все было готово, и парень с замиранием сердца ждал приговора. Быть ли ему богатым?

Эксперты с важным видом ходили от одной стены к другой, ворошили залежи ковров, морщась при виде пробоин от пуль и потертостей. Потом их внимание привлекло оружие и предметы утвари. В особенности те из них, которые благодаря стараниям Феди радовали глаз нестерпимым блеском.

— Сеньор Шматов, — не выдержал один из них. — Зачем вы натерли это?

— Ну как же, — растерялся будущий купец. — Что бы, значится, красивше было.

— Что-то не так, господин Манчини? — заинтересовался разговором подпоручик.

— Все не так, сеньор Будищев! — всплеснул руками темпераментный итальянец. — Разве же можно старые вещи так чистить?

— И в чем проблема? — не понял Дмитрий.

— Но они выглядят как… ремейке!

— То есть, как новодел, — сообразил моряк.

— Си![21]

— Чего это басурманин толкует? — осторожно спросил у компаньона Федя, опасливо поглядывая на отчаянно жестикулирующего итальянца.

— Говорит, что ты сабли попортил, когда чистил.

— Что?!! Врет антихрист! Как есть поклеп возводит, жидовская морда!

— Он не еврей, — скупо усмехнулся всплеску бытового антисемитизма Дмитрий. — Скажи лучше, много ли начистил?

— Нет. Только эти, что на виду.

— Тогда не страшно, — махнул рукой подпоручик. — У себя в квартире по коврам развешу. Только остальное не тронь.

Специалист по коврам, в отличие от своего напарника, оказался хорошо говорящим по-русски флегматиком, как, впрочем, и подобает коренному петербургскому немцу.

— Что скажете, господин Клопп? — повернулся к нему Будищев.

— Кое-что ценное есть, — с невозмутимым видом отозвался тот.

— Например?

— Вот это, пожалуй, — ткнул пальцем в один из ковров эксперт, — представляет определенный интерес. Очень редкий рисунок и работа весьма искусная. Полагаю, такой ковер может стоить до трехсот рублей или даже больше.

— За такой махонький? — выпучил глаза Шматов, давший какому-то солдату за целую охапку таких же пятерку.

— Это коврик для исламской молитвы, или как его еще называют, намаза, — терпеливо пояснил немец. — Они не бывают больших размеров.

— А тогда за этот сколько? — с замиранием сердца поинтересовался Федор, показывая на большой ковер с вытканными на нем большими медальонами, разделенными на четыре части с прихотливым орнаментом на каждой из них.

— Полагаю, около ста рублей.

— Так он же большой! И пулями не траченый…

— Это, конечно, большой плюс. Но таких ковров после завоевания Текинского оазиса довольно много на рынке.

— А этот?

— О, найн. Этот не стоит ничего. Двадцать пять рублей за аршин.

— Двадцать пять рублей, тоже деньги, — резонно заметил Дмитрий.

— Видите ли, господин Будищев, — помялся подбирая слова эксперт. — Даже не самый хороший экземпляр в этой куче, это все равно восточный ковер ручной работы! Они все имеют свою цену, которая даже, как это вы говорите, на не толстый конец, выше, чем у его европейского собрата машинной выделки. И даже пробоины от пуль, не всегда есть плохо. Это история и она тоже имеет свою цену. К примеру, если этот ковер принадлежал какому-то знатному туземному князю и пробит пулей его убившей. Вы меня понимаете?

— Вполне.

— Если вам угодно, я сейчас же приступлю к составлению экспертного заключения.