— Тьфу ты, пропасть!
Гостем, которого принес нечистый, оказался чем-то озабоченный Шматов. Участие в спасении царя сильно преобразило старого приятеля. Он приоделся, старался держаться с достоинством и даже стал как будто выше ростом. Впрочем, обычно надолго его не хватало и, сбросив маску «спасителя отечества», он снова становился тем Федей, которого все знали и любили.
— Какие люди и без охраны! — с усмешкой поприветствовал однополчанина Дмитрий. — Неужто надумал в царскую стражу вступить?
— Поступить, конечно, можно, — важно кивнул головой отставной ефрейтор, отчего с головы едва не слетела купленная по случаю каракулевая господская шапка.
— Так за чем же дело встало?
Это было для них чем-то вроде игры. Едва Будищев стал заместителем начальника охраны, он позвал за собой Федора и тот не сомневался ни минуты, хотя, немного пообтесавшись в столице, уже знал, что жалованье в тридцать шесть рублей вовсе не так велико, как могло показаться в его родной деревне. В мечтах он уже видел себя в блестящем мундире с крестом и медалями, рядом с царем, но как оказалось у старого боевого товарища были свои мысли на этот счет. Дмитрий хотел, чтобы Федя стал не просто стражником, а чем-то вроде агента в штатском, который будет работать в толпе. Благо тот имел для этого самую подходящую невыразительную и оттого незапоминающуюся внешность.
Но тут, что называется, нашла коса на камень! «В шпики не пойду», — заявил, как отрезал Шматов, и они впервые за все время знакомства едва не поссорились.
— Обдумать надоть, — со значением в голосе заметил Федор, — если бы хотя в кучера, так мы бы даже не сумлевались!
— Ну-ну, — усмехнулся подпоручик, критически поглядев на приятеля, — думай, голова, шапку куплю.
Попасть в царские конюшни было делом откровенно гиблым. И конюхи, и форейторы, не говоря уж о кучерах, служили там поколениями и чужаков в свою среду не принимали. Да и то сказать, ну какой из Шматова водитель царской кобылы? Ни виду, ни осанки… так, смех один.
— Человек от Щербатого приходил, — шепнул товарищу Федя, убедившись, что рядом никого нет.
— Что хотел? — равнодушно отозвался Дмитрий.
— Сказал, будто девку эту нашли, как ее, Искру что ли?
— Одну?
— Нет, с мастеровым.
— С Максимом?
— Я им в пачпорт не глядел, но видать с ним.
— Где?!
— Точный адрес не сказал, но вроде на какой-то чухонской мызе под Питером. Видать еще денег за наводку хотят, ироды!
На лицо Будищева набежала тень. Он ничего не забыл, и никого не простил, разве что бешеная ярость немного поутихла, уступив место холодной злости. Даже смерть Ипполита не утолила жажды мести в его сердце. К тому же, он не привык бросать дело на полпути. Но теперь он был на службе, которая отнимала слишком много времени, и не мог располагать собой как раньше.
— Граф, я тут подумал, — нерешительно заметил Шматов, по-своему истолковавший его молчание. — Может, хватит кровушку проливать? Все-таки грех это. Не попались сразу, да и пес с ними!
— Это вряд ли, — глухо проронил Дмитрий.
— Как скажешь, — не стал спорить боевой товарищ. — Тогда встречаемся вечером в трактире?
— Знаешь что, брат, — неожиданно заявил Будищев. — И впрямь, не твоя это война. Не ходи со мной, я сам справлюсь.
— Думаешь?
— А ты сомневаешься?
— Да, нет, — пожал плечами приятель, после чего, нерешительно помявшись, спросил, — коли так, я пойду?
— Ступай.
Глава 18
По утрам в трактирах обычно тихо. Гулявшие всю ночь купчики вместе с присосавшимися к ним профессиональными прихлебателями уже угомонились и лежат в разнообразных позах там, где их сморило. Разошедшиеся по своим конуркам половые с мальчиками тоже досматривают последние сны, перед тем как их поднимут. Полы еще не метены, посуда не мыта, да и столы толком не убраны.
Рыжий кот с подранным ухом, обычно отирающийся рядом с кухней, пробрался в отдельный кабинет и, пользуясь случаем, вгрызся зубами в почти нетронутую клиентами баранью ногу. Рядом умопомрачительно пахнет недоеденное фрикасе, чуть дальше уже подсохшие ломтики балыка и миска заливной рыбы и Васька едва слышно урчит от ярости, поскольку понимает, что сожрать все это в одну харю ему не удастся.
На диване живописно раскинулись Тихон Щербатый и его неизменная спутница Лаура. Оба помятые и расхристанные, оттого что ночью им захотелось близости. Правда, у женщины под глазом уже наливается ядовитой синевой фингал, так что, вполне возможно, любовный экстаз был только у одного из них. Вторую пришлось уговаривать.
Вор почивал совершенно спокойно, всем своим видом опровергая распространенное заблуждение, будто для крепкого сна необходима чистая совесть. Зато его подруге явно неудобно и она время от времени тревожно ворочалась, нервируя этим кота. Наконец, Василий, дернув еще целым ухом, пришел к выводу, что добычу следует перепрятать. Вцепившись зубами в мякоть, он сделал попытку стащить добытое непосильными трудами со стола и, как и следовало ожидать, перевернул сиротливо стоящий почти пустой графинчик. Тот, разумеется, громко звякнув, грохнулся на стол, заставив рыжего разбойника замереть от испуга.